В Братцеве я жила на даче в 1912 году. Под дачи отдавали два новых корпуса недалеко от дома. Владели усадьбой в это время Щербатовы: Николай Сергеевич (директор Исторического музея) и Мария Николаевна (фрейлина* при дворе Марии Фёдоровны). С Марией Николаевной я была дружна. Это была умная и очень вежливая женщина (у Марии Фёдоровны при дворе в привычках вообще была безупречная вежливость с подчинёнными).
* Супруга Н.С. Щербатова. Однако фрейлины должны быть незамужними. — Ред.
Дом тогда был ещё без флигелей, «коробочкой», к боковым фасадам примыкали открытые полуротонды с балконами над ними. Застеклены они были только Щербатовыми. Со стороны курдонёра дом имел портик, точно такой же, как со стороны ската к реке. К дому через курдонёр вела дорожка, обсаженная розами. В центре дорожка прерывалась, и на «пятачке» стояла мраморная Венера, ведущая за руку Амура.
Курдонёр по кругу был обсажен стрижеными кустами. Со двора дверь вела прямо в столовую. Прихожей не было: это был типичный летний дом.
В столовой был расписной фриз — военные доспехи. Живопись (гризайль) была очень хорошего качества. Росписи Архангельского гораздо суше. Посредине стоял стол, вдоль стен — диваны.
Соседняя комната, выходившая к реке — гостиная. Гостиная имела выход на террасу, с которой открывался необыкновенной красоты вид. Комната была покрашена в белый цвет. Двери из столовой и на террасу были оформлены двумя колоннами, а над ними было полукруглое заглубление, в котором были нарисованы корзины с цветами. Гостиная была оформлена отдельными уголками. Из мебели помню диван, стол (слева), кресла, меж ними столик. Вообще, вся обстановка была времён Щербатовых, они многое покупали, ибо обстановка в доме им досталась скудная.
Следующая влево — угловая: холодная, голубая, с египетским узором, некрасивая. Роспись шла фризом. Что там стояло — не помню: ходили в эту комнату редко.
Следующая по боковому фасаду — спальня. Стены были покрашены в цвет «верампир» (вермильон? — Ред.). Самое замечательное в ней — это был потолок: гирлянда цветов (очень живописная), и под ней натянут кружевной полог. Вся игра заключалась в том, что одни цветы были видны сквозь кружево, а другие — нет. Живопись была превосходная: очень яркая, изысканная, французского характера. Из мебели стояла кровать красного дерева.
Пандан к той комнате был кабинет князя. Стены в кабинете были расписаны в виде шалей «огурцами» раннего ампира, с небольшими участками белого фона (сплошное заполнение этих шалей появилось позднее).
Рядом с кабинетом — угловая к реке — комната княжны густо-лимонного цвета (очень приятного). Потолок был расписан гирляндами цветов.
Налево от входа была «л'офисная» (от «оффис» — служитель). В этой комнате висел попугай, которого за неумеренные крики перевели сюда из гостиной. Попугай понаслушался речей лакеев и понёс такое...
Верхние комнаты
Посредине под кессонированным куполом был зал без окон, с верхним светом — «пантеон». Вдоль стен были колонны, в одном месте между ними было панно с видом Братцева (по-моему, вид на дом из-за пруда). Живопись была довольно примитивная, вероятно, местных мастеров. Посреди комнаты стоял стол и стулья. В этом уединённом залике удивительно чувствуется музыка архитектуры.
К левому (от курдонёра) балкону выходила комната княжны. Потолок над комнатой был «гробиком», и в его «крышке» был нарисован венок из цветов. В комнате стояла кровать, туалетный столик, кресла и банкетка. Стена к балкону была застеклена и обрамлена занавесками. Сам балкон уже тоже был застеклён, и верх его закрыт.
В угловых комнатах жили служители. Угловая, соседняя с комнатой княжны, принадлежала няньке. Угловая на курдонёр была отведена для гостей. Комната на пруд принадлежала сыну Иммануилу. Комнаты эти были совершенно простые, без росписей.
Общее впечатление от дома было прекрасное: жизнерадостный, светлый, приятный.
Однажды я со Щербатовыми ездила в Архангельское (Щербатовы были в каком-то родстве с хозяевами). Юсупов встретил нас очень радушно, отворил все комнаты. Тогда они были ещё очень живыми, не было этого музейного холода. Архангельское, конечно, неизмеримо больше, параднее и богаче, но Братцево теплее и милее, и, вернувшись, мы подумали: «Всё-таки Братцево лучше».
Перед домом был приятный скат к пруду, за прудом — река. К западу от дома была горка над прудом, на ней стояла беседка. Вид из беседки был удивительный.
От времени моего приезда в Братцево никаких парковых построек не сохранилось. За парадным двором был заросший сад, дорожки в нём были нерегулярные, в правой стороне был овраг.
Хозяйственные угодья были далеко, пройдя парк. Там было поле, и на краю его были выстроены хозяйственные постройки.
Помню одну дорожку — над скатом, который идёт от дома вдоль пруда.