Тюрьмы — одна из старейших разновидностей общественных городских построек. Во второй половине 18 в. облик многих тюрем мало отличался от аналогичных зданий предшествующего времени. Однако в целом ряде проектов и осуществлённых построек этого типа в екатерининскую эпоху отчётливо выступают новые черты — и не только стилистические. В структуре и облике новых тюремных зданий (особенно на этапе проектирования) нашли отражение более цивилизованные и гуманные представления об устройстве мест заключения, получившие развитие в условиях эпохи Просвещения. Немалую роль в этих изменениях сыграл интерес самой императрицы к вопросам пенитенциарной системы и, в частности, более совершенного устройства тюрем [1]. Екатерина II была автором развёрнутого законопроекта о тюрьмах и проявляла внимание к их архитектурным проектам [2].
В годы, предшествующие царствованию Екатерины II, и в первую половину её правления вышло несколько распоряжений и указов относительно сооружения и устройства тюрем. В определении Сената от 24 августа 1749 г. о губернаторских и воеводских домах и канцеляриях предписывалось строить в губернских городах «для содержания колодников острог с двумя или тремя избами» и один покой для караула, а в провинциальных и приписных городах — с одной или двумя избами, также с караульней [3]. 13 июля 1761 г. сенатскому архитектору А.Ф. Висту было поручено в числе прочих каменных казённых построек составить сметы и проекты для тюрем. К концу 1765 г. Вист выполнил три варианта для тюрем: с одной, двумя и тремя избами. Однако все эти проекты (как они выглядели, неизвестно) в 1767 г. были отклонены Сенатом, который «оные планы для излишней украшении почитает казне убыточными и для непорядочного расположения невыгодными» [4].
К тому же времени (16 декабря 1765 г.) относится указ Сената, согласно которому «острогу для воров и разбойников в городе быть Сенат совсем за неприлично признавает, но за городом <...>, а для таких колодников, кои за малое преступление или по разным недоимкам содержатся, можно назначить несколько покоев в нижнем этаже Губернской канцелярии» [5].
Определённую роль в практике строительства тюрем при Екатерине II сыграл написанный ею для Комиссии о сочинении нового уложения Наказ (1767), точнее те статьи этого документа, которые касались усовершенствования пенитенциарной системы [6]. Так, в 1775 г., в связи с починкой деревянного острога на Васильевском острове в Петербурге, императрица «за нужное находит напомянуть, чтоб при строении нового острога наблюдаемы были правила, предписанные в Большом наказе» [7]. Екатерина «напоминает» — значит, соответствующими статьями Наказа, очевидно, руководствовались и ранее (то есть в период между 1766 и 1775 гг.) при строительстве тюрем.
Развёрнутый проект о тюрьмах готовился в течение нескольких лет — с середины 70-х до середины 80-х гг. 18 в. [8] Хотя этот документ так и не получил официального статуса, некоторые его положения нашли непосредственное отражение в проектировании и строительстве тюрем во второй половине царствования Екатерины II.
Согласно законопроекту, различались два рода тюрем — уголовные и гражданские, однако во всех документах речь идёт только о первых. Уголовная тюрьма в губернском городе состояла из трёх частей: «подстражной», «приговорной» и «осуждённой» [9], в уездном — только из двух первых.
Обобщая известные варианты и копии проекта о тюрьмах [10], можно изложить его основные положения, касающиеся архитектуры, следующим образом. Архитектурный облик здания определялся очень кратко: «Тюрьмы строить замком». Далее следовало более подробное разъяснение: «Замку быть каменному кругом крепку со стеною или таким забором, чтоб из оного уход никто учинить не мог и чтоб тою оградою уменшено было число людей для стережения. Замки строить, колико способно где, при текущей воде, от огня и наводнения безопасно, довольно пространно и не низкое строение. Внутри замка иметь все нужные к житию строения и, где удобно, дворы вымостить каменьями». В другом варианте законопроекта добавлялась ещё одна подробность: «ворота одни». Иными словами, понятие замка, выраженное в проекте, было не столько архитектурно-художественным, сколько функционально-практическим. Вместе с тем, как увидим далее, художественный образ многих проектируемых тюрем конца 18 в. (в частности, благодаря «готическим» чертам) действительно вызывает ассоциации со средневековыми европейскими замками.
В каждой из трёх частей тюрьмы предусматривалось два отделения — для мужчин и для женщин. При этом точно определялись количество и размеры помещений в каждой части и в каждом отделении, а также их обстановка [11]. У ворот замка должно было располагаться приёмное отделение — в губернском городе с двумя горницами, в уездном — с одной. В каждой тюрьме предписывалось иметь больницу с двумя отделениями (для мужчин и для женщин). В каждом отделении губернской тюрьмы предполагалось иметь по пяти горниц, в уездной — по три.
В законопроекте Екатерины, как ни странно, отсутствовало указание относительно устройства тюремной церкви или часовни. На это обратил внимание московский генерал-губернатор Я.А. Брюс, которому документ был прислан в 1785 г. для ознакомления. Помимо немногочисленных мелких замечаний и уточнений к некоторым пунктам законопроекта, Брюс сделал существенное дополнение: «Нужно для богомоления тюремщикам вообще учредить церковь или часовню» [12]. Московский главнокомандующий, впрочем, ограничился лишь указанием на очевидный пробел в законопроекте.
Подробное описание устройства тюремной церкви содержат бумаги другого видного деятеля екатерининской эпохи — сенатора и писателя Г.Н. Теплова, которому, вероятно, и принадлежал проект под названием «Дом наказания преступников и исправления развратных в житии» [13]. Согласно этому документу, небольшая церковь располагалась во втором этаже трёхэтажного здания тюрьмы, и, очевидно, была двусветной. Она помещалась над единственными воротами, причём алтарь должен был выступать за пределы основного корпуса — «вон из дому заключённых». С двух сторон от церкви устраивались большие покои вместо папертей, которые сообщались с её пространством небольшими окнами с решётками. Именно здесь должны были заключённые слушать богослужения, а в саму церковь им входить не разрешалось («кроме тех, кому и когда то именно дозволено»). Церковь служила также местом приёма посетителей, которые могли разговаривать с узниками через упомянутые выше окошки. Богослужения можно было слушать также, находясь в помещениях третьего и первого этажей (внизу содержались «самые креминальные люди»). Для этого открывались окна помещений верхнего этажа, которые выходили в церковь, а в своде первого этажа проделывались отверстия с подъёмными дверьми, так что сквозь эти проёмы можно было слышать молитвы и проповеди.
В рассматриваемом документе содержится ещё ряд положений об архитектуре тюрем, которые не отразились в законопроекте императрицы. В нём различались 8 классов заключённых [14]. Этому разделению узников по характеру их преступлений подчинялось всё внутреннее устройство тюремного здания. Нижний этаж, предназначавшийся для самых тяжких преступников (1-го и 2-го классов), сооружался из дикого камня и имел сводчатые помещения. Полы и стены обшивались толстыми досками. Окна делались с частыми переплётами и железными решётками. Второй этаж отводился для преступников шести остальных классов. Эти арестанты размещались в небольших покоях с сенями, объединённых со стороны тюремного двора коридором. На этом же этаже у торцов располагались две большие столовые залы (вероятно, одна для женщин, другая для мужчин). Третий этаж по планировке был идентичен второму. Сюда помещались молодые люди и слуги «непорядочного жития», присылаемые родителями и господами-хозяевами, которые не желали подвергать их «строгости среднего этажа» [15].
В проекте Теплова описывался также тюремный двор. В центре двора выкапывался глубокий пруд на случай пожара или проводился по его территории канал с проточной водой, а посередине устраивался бассейн (вход и выход канала были забраны решётками). За главным зданием тюрьмы либо в глубине территории, огороженной каменной стеной, находился хозяйственный двор с конюшней, сараями и «магазинами» (складами) для различных запасов. В комплекс тюремных зданий могли входить ещё два флигеля — один для должников-художников и ремесленников [16], другой для безумных [17].
Наряду с законопроектом был разработан собственно архитектурный проект тюрьмы в губернском городе («губернского замка»). В этом проекте (известны планы первого и второго этажей комплекса [18]) в точности повторён проект тюрьмы для Петербурга, выполненный не позднее 1781 г. Именно в этом году Россию посетил ещё один английский исследователь тюрем Джон Говард, который в 1784 г. опубликовал книгу, где были помещены план нижнего этажа и фрагменты фасадов петербургского «исправительного дома» («House of correction») [19]. Поскольку планы первых этажей в обоих проектах почти идентичны, то можно предположить, что объёмная композиция и фасады проекта «губернского замка» также были близки петербургскому «исправительному дому». Ориентация на столичный образец объясняет необычную и очень индивидуальную композицию комплекса, которая полностью обусловливалась градостроительной ситуацией и формой участка в Петербурге. Столичная тюрьма должна была занять владение с неправильной, сильно вытянутой четырёхугольной формой на углу набережных Мойки и Екатерининского канала, с двух других сторон ограниченное Конюшенной площадью и Мошковым переулком. На этом месте в 1720-23 гг. были сооружены придворные конюшни (перестроенные в 1817-23 гг. В.П. Стасовым), которые имели ещё более сложную (по сравнению с проектируемой тюрьмой) конфигурацию плана [20].
Образцовый проект для «губернского замка» создавался, несомненно, в связи с разработкой тюремного законопроекта императрицы и по существу отражал все главные его положения. В целом он в полной мере отвечал одному из основных «архитектурных» требований законопроекта: «Тюрьмы строить замком». Это действительно сурово-монументальное сооружение в виде крепости с мощными круглыми башнями и почти лишенными декора фасадами. В структуре и планировке комплекса чётко выявлено разделение на «подстражную, приговорную и осуждённую» тюрьмы, а также на помещения для мужчин и для женщин; имеются больница и приёмное отделение у ворот; соблюдены указанные в законопроекте размеры помещений (количество их либо совпадает, либо несколько больше).
Вся территория комплекса разделена на две сообщающиеся между собой воротами неравные части. Каждая из них на углах закреплена башнями (всего их шесть, так как две башни общие). В больший двор ведут единственные ворота, устроенные в одной из угловых башен. По сторонам этой башни расположены на первом этаже приёмные покои и квартира главного тюремщика, а на втором — жилые помещения для смотрителя больницы, лекарей и священника. По оси ворот, в центре двора находится собственно «замок» — крупное двухэтажное здание с усложнённым крещатым планом и ярусной объёмной композицией. Центральную часть второго этажа занимает восьмиугольное помещение церкви [21], которая, очевидно, завершалась гранёным или цилиндрическим барабаном с куполом. Под церковью расположена также восьмиугольная, но меньших размеров, «темница» (возможно, подобие карцера). Вокруг этого центрального ядра «замка» находятся помещения «подстражной, приговорной и осуждённой» тюрем с разделением на мужское и женское отделения (соответственно на первом и втором этажах). Каждой такой группе камер сопутствуют помещения для сторожей, кухня и баня. По периметру первого двора поставлено несколько двухэтажных корпусов. Два из них отводятся под больницу с мужским отделением на первом этаже и женским на втором (в одном корпусе — больница для заразных). К приёмному отделению примыкают лестница на второй этаж и сени, ведущие на первом этаже в зал для заседаний (назначение его не совсем понятно), над которым находится провиантский «магазейн». Ещё один двухэтажный корпус предназначается для жилых покоев тюремным служащим: сторожам, кашеварам, прачкам, сиделкам и т.д.
Второй двор «губернского замка» отводится для каторжников. Здесь, помимо небольшого двухэтажного здания для заключённых, вдоль трёх сторон стоят одноэтажные «сараи для работы». Эти производственные корпуса обращены во двор аркадами с часто расположенными высокими проёмами. В двух башнях на углах короткой торцовой стороны складывались изделия, которые вырабатывали каторжане [22]. Остальные башни, помимо воротной, внизу имели также хозяйственное назначение (ледник, кладовые), а наверху — жилое (для сторожей и дьячка).
Образцовый проект «губернского замка» отличается совершенно очевидной утопичностью и оторванностью от российской действительности своего времени, являясь ярким примером «бумажной» архитектуры. В некоторой степени таковым был и сам законопроект, отражением которого был проект архитектурный. Последний очень хорошо иллюстрировал гуманные просветительские взгляды своего времени, но был очень далёк от осуществления в том или ином губернском центре России, где трудно было найти средства на строительство значительно менее обширных и более простых деревянных тюремных замков и острогов. Об этом свидетельствуют многочисленные факты реального проектирования и строительства тюрем в городах империи.
Одна из первых тюрем (а возможно, самая первая), сооружённых в период разработки тюремного законопроекта, сильно отличалась от рассмотренного выше грандиозного замысла и не соответствовала основным положениям законопроекта Екатерины. Двухэтажная каменная тюрьма в Твери скорее напоминала дом зажиточного купца с лавками на первом этаже, чем карательно-исправительное заведение. Своим местоположением она также не отвечала проектным рекомендациям — стояла в самом центре города, на территории древнего кремля, в отдалении от «текущей воды». Тверская тюрьма была построена в 1778-80 гг., скорее всего по проекту губернского архитектора Ф.Ф. Штенгеля [23]. Это здание в стиле раннего классицизма имело необычную форму плана, которую можно описать как сильно вытянутую прямоугольную трапецию с динамично скруглённым углом. Композиция отчасти продиктована конфигурацией участка с острым углом при сопряжении двух улиц, а скругление создавало выразительный пластический акцент с ориентацией на большое открытое пространство торговой площади. Поэтажное членение фасадов строго тектонично, а нижний этаж трактован как цокольный. Последний обработан ленточным рустом и расчленён нишами. В их верхнюю полуциркульную часть вписаны полукруглые окна (в том числе ложные). По существу, лишь эти небольшие окна намекают на назначение здания. Верхний же этаж совершенно лишён признаков тюремного здания. Его высокие окна с фартуками и сандриками, рустованные лизены на углах фасада и лежачие чердачные окна отвечают архитектуре иных типов городских построек (в частности, напоминают сооружённый в Твери в те же годы Воспитательный дом). Внутри, на обоих этажах, вдоль главного фасада располагался коридор, в который выходили камеры, освещавшиеся каждая одним окном на противоположной стене. Размеры помещений для заключённых здесь были значительно меньше указанных в законопроекте императрицы: примерно 2,2 х 1,7 саженей вместо 3 x 3 сажени. Торцовую часть здания занимала лестница, повторявшая изгиб скруглённого угла, а также сени внизу и помещение для караульного офицера и тюремного смотрителя наверху. Оба этажа имели сводчатые перекрытия. К зданию примыкал двор, ограждённый каменной стеной.
По свидетельству В. Кокса, который посетил Тверь в 1778 г., строившаяся тюрьма должна была стать образцом для ряда главных городов новых губерний. В её камерах мужчины и женщины должны были содержаться раздельно и распределяться по категориям в соответствии с совершёнными преступлениями [24]. Это отвечало положениям разрабатывавшихся тогда тюремных законопроектов, и, судя по экспликации к чертежу, выполненному Штенгелем во время строительства здания, отразилось в тверской тюрьме. «Креминальные осуждённые» помещались здесь в одной камере, а «протчие арестанты» в других, разделяясь не только по половой, но и по социальной принадлежности: заключённые «ниского состояния» содержались отдельно от «чиновных и дворян». Кроме того, одна из камер второго этажа отводилась для больных.
При этом, однако, тюрьма в Твери не стала (в отличие от самого города и многих элементов его регулярной застройки) образцом для других зданий этого назначения. Все обнаруженные проекты, а также здания губернских и уездных тюрем тех лет очень сильно отличались от тверской постройки. Во-первых, почти все они были деревянными, и лишь в некоторых губернских городах одновременно составлялись два варианта проекта — для деревянных и каменных построек. Во-вторых, в отличие от Твери, они обладали специфическими и легко узнаваемыми чертами пенитенциарных заведений.
Правда, следует упомянуть ещё одно исключение — тюрьму в Казани [25], которая была построена, очевидно, по проекту губернского архитектора В.И. Кафтырева в 1780-х гг. Своей архитектурой, выдержанной в переходных формах от барокко к классицизму, типичных для регулярной застройки Казани тех лет, здание очень близко многим сооружениям Кафтырева (особенно богадельне [26]). Весьма протяжённый фасад Г-образного двухэтажного корпуса расчленён тремя рустованными ризалитами. Средний выделен треугольным фронтоном. Все окна заключены в рамочные наличники, которые на ризалитах усложнены ушами. Над венчающим карнизом установлен парапет с балюстрадой. Нарядная архитектура этого здания и его внутренняя планировка (на втором этаже — небольшое число довольно крупных помещений) никак не согласуются с положениями законопроекта. На тюремное назначение постройки могут указывать только два задних двора за высокой каменной стеной.
Большинство губернских тюрем, построенных или спроектированных в последние три десятилетия 18 в., размещались на самой окраине города (например, Владимир, Рязань, Симбирск, Тамбов) или даже за пределами городского вала (Вологда) [27], часто на берегу реки (например, в Витебске, Вологде, Рязани). Первое отвечало цитированному выше сенатскому указу 1765 г., последнее — законопроекту императрицы. Эти постройки объединены общими принципами композиции и близкими архитектурными формами. Тюрьмы занимали прямоугольный или квадратный участок [28], обнесённый высокими и глухими оградами. В деревянных постройках это был тын из брёвен («палисад», или «палисадник»), в каменных — кирпичные, как правило неоштукатуренные, стены. В первом случае весь комплекс обычно называли острогом, а во втором — чаще тюремным замком, хотя строгого разделения этих понятий, очевидно, не существовало [29]. Единственные ворота вели во двор, где располагались одно или несколько тюремных строений. В самом общем виде такая структура тюремного комплекса восходила к очень далёким временам. Так, например, в Вологодском кремле в 1627 г. находился «тюремный двор», обнесённый тыном, а внутри стояли три тюремные избы и «сторожня» [30]. В Белозерском остроге 17 в. участок был обнесён тыном из врытых в землю брёвен, а на дворе находилась двухэтажная тюремная изба [31]. Близкие по устройству тюремные комплексы известны также по описаниям и изображениям острогов самого начала 18 в. [32]
Однако, отличий в облике тюрем, проектировавшихся и строившихся в екатерининское время, с одной стороны, и древних темниц, с другой, было всё же больше, чем общего. Большинство губернских тюремных комплексов обладало строго симметричной композицией, чётким зеркальным распределением построек относительно средней поперечной оси, которую снаружи отмечали ворота. Если участок был прямоугольным, ворота устраивались посередине продольной стороны. Двор, как правило, имел единое пространство, но иногда делился на несколько частей. Количество основных построек внутри ограды колебалось от одной до шести. В простейших по композиции комплексах центральное пространство двора занимало довольно крупное (но всегда одноэтажное) тюремное здание. Такую структуру мы видим, например, в проектах деревянных тюрем для Вологды (1794 г., архитектор А. Соколов) [33], Саратова (1798 г., архитектор Н. Телегин) [34] и Житомира (конец 1790-х гг., архитектор А.И. Меленский) [35]. При большем количестве строений общая композиция могла быть различной, что демонстрирует целый ряд проектов для деревянных губернских тюрем. В Костроме (1785 г., архитектор Карл фон Клер) [36] продольно вытянутая П-образная казарма и небольшая прямоугольная тюремная больница позади неё поставлены на продольной оси. Во Владимирском остроге (1779 г., архитектор Николай фон Берк) [37] три казармы расположены по периметру двора, П-образно относительно ворот. В Харькове (1793 г., архитектор П.А. Ярославский) [38] четыре основные постройки распределены попарно относительно поперечной оси. Реже двор оставляли незастроенным, а все корпуса размещали вдоль стен по его периметру (например, Иркутский тюремный замок) [39].
Общую симметрию композиции, как правило, поддерживали строения малой формы: караульни, будки для часовых, часовни и даже «нужные места». Все они размещались либо на главной оси комплекса, либо попарно по её сторонам. Будки для часовых всегда, а караульни как правило, строились с внешней стороны ограды. Караульни располагались рядом с воротами: либо две по сторонам (например, упоминавшиеся проекты для Харькова и Житомира), либо одна впереди на той же оси, что и ворота (например, упоминавшийся проект для Костромы или построенный острог во Владимире [40]). Часовни, которые, впрочем, редко встречаем в проектах тюрем, обычно размещались на поперечной оси: в самом центре двора (упоминавшийся проект для Владимира и проект каменной тюрьмы в Вологде, 1794 г., архитектор А. Соколов) [41] или за одной из построек (например, деревянный острог в Пскове [42]). «Нужные места» проектировались либо в одном строении на поперечной оси комплекса за главным зданием (Житомир), либо в двух, расположенных симметрично по сторонам поперечной оси (Кострома), иногда в дальних от ворот углах двора (Саратов).
В некоторых проектах губернских тюремных комплексов применялась более сложная композиция с несколькими дворами. В основном такая структура применялась там, где проводилось особенно чёткое разделение помещений для мужчин и женщин, для заключённых, различающихся по важности преступлений и по сословной принадлежности. Так, обособление мужских и женских камер и больничных помещений в обоих проектах для Вологодской тюрьмы обусловило наличие трёх самостоятельных дворов (третий содержал казармы «для рассадки обоих полов содержащихся»). Более сложной композицией отличался проект деревянного острога в Новороссийске, исполненный В. Гесте (1794) [43]. Здесь центральный двор, устроенный на пересечении продольной и поперечной осей, имеет крестообразную форму, а в «закрестовьях» выделены четыре прямоугольных двора с казармами для: 1) «важных» и 2) «маловажных» преступников, 3) для «благородных» и 4) для женщин и больных. Система двух дворов, вписанных один в другой, использована в проекте деревянного острога в Вильне (1800 г., архитектор К. Шильтгауз) [44]. Здание самой тюрьмы посередине обширного пятиугольного двора, обнесённого тыном, имело квадратный внутренний двор. Иногда более сложные композиции были обусловлены соединением тюрьмы в одном комплексе с некоторыми заведениями Приказа общественного призрения: с рабочим, смирительным, сумасшедшим домами и даже с больницей (например, в Курске, Перми и Туле [45]).
Принцип симметрии в общем расположении тюремных комплексов являлся основополагающим для их подавляющего большинства. Это был один из главных композиционных приёмов в проектировании новых сооружений для тюрем. Он выступает как своего рода художественная необходимость, не обусловленная функциональными требованиями и не рассчитанная на восприятие зрителя (эту симметрию, скрытую за высокими стенами острога, могли наблюдать только заключённые и тюремщики). Следует, впрочем, отметить, что не все губернские тюрьмы строились по принципам симметричной композиции. К таким нерегулярным комплексам относились, например, деревянные остроги в Воронеже, Нижнем Новгороде и Рязани [46].
Внешний облик отдельных сооружений и элементов тюремных комплексов губернских городов известен, за исключением стен и оград, довольно плохо. Очень скудные материалы относительно главных тюремных построек — казарм для заключённых — позволяют сделать лишь предварительные выводы об их архитектуре. Большинство из них были деревянными (это следует в первую очередь из планов, которых известно довольно много) и, по-видимому, имели сугубо традиционный облик. Это были рубленные с остатком, иногда обшитые тёсом или оштукатуренные, дома с высокими вальмовыми кровлями, отличавшиеся от простых изб только большей протяжённостью. Вместе с тем фасадные композиции почти всегда подчинялись регулярному распределению проёмов. В центре фасада мог находиться входной проём, по сторонам которого симметрично располагались окна (например, тюрьмы в Воронеже, Харькове [47] или в проекте для Макарьева, областного города Костромской губернии [48]). Вертикальные членения в симметричной композиции не обшитых тёсом и неоштукатуренных фасадов выявлялись выступами перерубов. В Воронежской тюрьме они делили стену на три части со входом в средней из них, а в проекте Витебского острога (1797 г., губернский архитектор В.М. Павлов) [49] фасад членился на семь прясел, соответствующих числу окон. Бывали, впрочем, примеры и нерегулярного деления фасада выступами перерубов (например, в деревянном остроге Вятки [50]). Прямоугольные окна делали как вертикальными, так и лежачими. Последние иногда располагались в два (Воронеж), а то и в три (Нижний Новгород) ряда, вероятно, отвечая внутреннему устройству камер с двух- или трёхъярусными нарами. Хотя решётки в окнах показаны далеко не на всех чертежах, следует думать, что они были неотъемлемым элементом любого окна в тюремной казарме. Декор на фасадах в описываемых казармах, за исключением профилированного карниза или обрамления слуховых окон (например, в Харьковском остроге), отсутствовал.
На фоне этих традиционных, сугубо утилитарных построек выделялось тюремное здание в проекте каменного острога в Калуге [51]. Средняя часть фасада акцентирована рустованным ризалитом с треугольным фронтоном. Входной проём в центре и две пары окон по сторонам имеют стрельчатую форму, что придаёт архитектуре черты псевдоготики. К ней можно отнести также некоторые декоративные детали: рустованные архивольты и шарообразные подвески под архивольтами и подоконниками. Псевдоготические формы, однако, не заслоняют классицистическую основу композиции и свойственные классицизму элементы (помимо ризалита и фронтона, это, например, круглые окошки по сторонам входа в ризалите и подоконники с П-образными фартуками). Названная особенность делает проект калужской тюрьмы ближе более строгим, европейски ориентированным формам петербургской архитектуры псевдоготики (В.И. и И.В. Нееловы, Ю.М. Фельтен), чем живописным и самобытным формам в псевдоготических постройках московских мастеров (В.И. Баженов, М.Ф. Казаков). Как известно, псевдоготика была достаточно широко распространена в русской архитектуре последней трети 18 в., однако в первую очередь она отразилась в церковном и особенно в усадебном строительстве. В городской общественной архитектуре её примеры весьма редки. За исключением гостиного двора в Калуге, псевдоготика нашла применение только в определённых типах сооружений — тюрьмах и «рабочих домах». Это, несомненно, объясняется теми ассоциациями с архитектурой средневековых европейских замков. И наоборот, «готические» формы в современной архитектуре могли напоминать образованному зрителю конца 18 в. тюрьму. Недаром Екатерина назвала не понравившиеся ей царицынские постройки острогами и казематами арестантов [52].
Важным элементом тюремных комплексов была караульня, которая иногда соединялась с гауптвахтой (служившей для содержания арестованных солдат и офицеров). Значение караульни в архитектурном комплексе определялось её расположением. Как правило, она строилась с наружной стороны тюремной стены у ворот, а иногда отделялась от основного комплекса улицей или проездом. Подобно главным тюремным зданиям, многие караульни, по-видимому, представляли собой простые избы, рубленные с остатком (например, в Воронеже). Вместе с тем, в ряде примеров заметно стремление придать этой «лицевой» постройке тюрьмы некоторую представительность. Иногда простейшую композицию дополняла галерея с навесом на столбах (Вятка, проект для Витебска) или колоннах (проект для Вильны). В двух первых примерах галерею ограждал парапет с балясинами. В проекте каменного острога в Вологде галерея выполнена в виде аркады, средняя арка которой увенчана треугольным фронтоном. Эта постройка выдержана в стиле зрелого классицизма, господствовавшего в русской архитектуре 1790-х гг. (проект датируется 1794 годом). Черты современного стиля проявились и в ряде других караульных сооружений. В проекте острога для Новороссийска караульня задумывалась в виде двух небольших построек в три окна каждая, по сторонам более высоких ворот. Сооружение ворот, покрытое рустом и прорезанное крупной аркой, завершено треугольным фронтоном. Очень выразительны две одинаковые караульни по сторонам ворот в проекте Житомирского острога. Это небольшие домики под двускатной кровлей с ленточным рустом по стенам. По оси фасада размещены узкое окно с двускатной перемычкой и овальное окно в тимпане треугольного фронтона. Любопытно, что в обоих последних примерах (Новороссийск и Житомир) мы видим постройки, выдержанные в развитых современных архитектурных формах и расположенные на фоне традиционного высокого палисада. Соединение элементов, столь различных по типологическим и стилистическим характеристикам, в одном и том же проекте наделяет рассмотренные комплексы индивидуальными и самобытными чертами.
Относительно облика стен, ворот и башен губернских тюрем известно больше материалов, чем об архитектуре зданий в этих комплексах. Как уже говорилось, деревянные тюрьмы окружались высоким палисадом, сооружавшимся из врытых в землю, плотно пригнанных друг к другу и заострённых вверху брёвен [53]. Высота такой ограды обычно колебалась от 2,5 до 3,5 саженей. Деревянные ограды не имели башен [54], но иногда встречается своего рода имитация башенных сооружений. В проекте Новороссийского острога угловые части прямоугольного палисада утолщены с внешней стороны в виде ризалитов (или огибающих лопаток), которые, вероятно, предполагалось обшить вертикальным тёсом. В проекте Житомирского острога часть заострённых брёвен разной высоты ставились таким образом, что над воротами они возвышались в виде щипца, а над угловыми частями палисада в виде полущипцов.
Более развитые, порой, подлинно крепостные, формы стен и башен разрабатывались в проектах для каменных тюремных комплексов. Особенно внушительно они смотрятся в проекте для Вологды, где мощные угловые башни в форме шахматной ладьи имеют двухъярусную композицию приземистых пропорций, с расширяющимся книзу первым ярусом и завершённым зубцами вторым. Их стены прорезаны двумя рядами узких арочных окон, дополненных верхними круглыми окошками. Наверное, не будет преувеличением сказать, что архитектура этих башен следовала традициям русского оборонного зодчества (крепостей и монастырей) 16-17 в. Прясло стены между башнями укреплено двумя контрфорсами, также свидетельствующими об основательности сооружения. Более декоративно и изящно трактованы рассматриваемые элементы в двух других проектах, наделённых чертами псевдоготики. Особенно это присуще уже упоминавшемуся проекту тюрьмы в Калуге, в котором башни (точнее — башенки) воспринимаются как лёгкие (и не очень органично связанные со стеной) угловые надстройки. Они также имеют форму ладьи, но значительно уже вологодских башен, насчитывают три яруса, а общая вертикальная композиция обладает вытянутыми пропорциями. Не менее декоративно (можно даже сказать «игрушечно») воспринимается воротная башня. Это, собственно, даже и не башня, а ризалит, обработанный квадровым рустом и завершённый невысоким шпилем с рядом вимпергов в основании. По сторонам над стеной возвышаются фиалы-обелиски с шарами снизу и сверху — это уже элемент из арсенала архитектуры раннего классицизма, хотя и органичный в псевдоготическом контексте. Декоративность общего облика должно было усиливать цветовое решение: кирпичные неоштукатуренные стены с чёткой верстовой перевязкой и белокаменные (?) детали. Более серьёзным крепостным характером обладали стены и башни в тюремном замке Иркутска, построенном в 1801 г. [55] Здесь псевдоготические формы (стрельчатые проёмы), в сочетании с элементами классицизма (пилястры), а также деталями фортификационных сооружений европейского и русского Средневековья (зубцы типа «ласточкин хвост») не разрушают впечатление крепостного сооружения, но лишь делают его менее суровым.
Последний из рассмотренных памятников является единственным известным нам примером включения в тюремный комплекс церкви (не считая образцового проекта и Московского губернского замка 1800 г. у Бутырской заставы [56]). Причём занимала она господствующее положение в общей композиции и выделялась выразительными архитектурными формами. В отличие от храма образцового проекта губернского замка, Борисоглебская церковь иркутской тюрьмы расположена в центре переднего фасада комплекса над воротами. Не соответствовала её композиция и указанию в законопроекте Г.Н. Теплова, согласно которому алтарь должен был выступать «вон из дома заключённых». Здесь прямоугольный алтарный объём выходил во двор. Архитектура церкви, если не считать стрельчатых боковых окон, выдержана в стиле зрелого классицизма рубежа веков. Квадратный в плане основной объём, завершённый полусферическим куполом, выделялся на главном фасаде глубокой лоджией с четырёх-колонным портиком. К лоджии, которая служила открытой папертью перед входом в храм, двумя полукруглыми маршами поднималась лестница. Такой необычный для тюремного комплекса приём объясняется, очевидно, тем, что церковь могла посещаться горожанами и служила, в частности, местом свидания с заключёнными (в соответствии с упоминавшимся выше проектом тюремного устройства). По сторонам основного пространства храма расположены два обширных «предела». По всей видимости это были всё-таки не приделы, а помещения для заключённых, которым не разрешалось присутствовать в самом храме (об этом сказано в том же проекте).
Внутренняя планировка главных тюремных зданий — казарм для арестантов — в губернских острогах и замках при вполне понятном унифицированном характере отличалась немалым разнообразием в зависимости от размеров сооружений, характера тюрьмы и других обстоятельств. Наиболее распространённой схемой внутреннего устройства являлось расположение помещений по сторонам сеней (коридора). Часто композиция имела строго симметричный характер. В простейшем виде она включала два одинаковых помещения по сторонам сеней, устроенных на поперечной оси здания (например, в Воронежском остроге или в проекте Харьковского острога, 1793 г.) [57]. Такая композиция, по существу, следовала одному из характерных типов городского деревянного жилища 18 в. — дому-шестистенку или «дому связью» [58]. При более сложном устройстве по сторонам сеней располагались две (проекты для Калуги и Житомира) или три (проект для Саратова) пары помещений. В этом также можно заметить сходство с некоторыми типами деревянных жилых домов 18 в. — соответственно с домом «двойной связью» и домом «тройной связью» [59], причём такая композиция применялась и в каменных тюремных постройках.
Однако тюремная специфика вносила изменения в названные схемы композиций. Если в жилых домах все помещения объединялись по принципу кругового сообщения (что отвечало бытовым потребностям), то в казармах для арестантов все камеры были изолированными и имели только один проём, выходивший в сени (кроме тех случаев, когда устраивались две смежные камеры для арестантов одного пола и одного «класса» преступлений). Сени, представлявшие собой в жилых домах единое вытянутое пространство (по существу, коридор), в тюремных зданиях почти всегда делились пополам на две изолированные друг от друга части. Судя по экспликациям к некоторым чертежам, можно предположить, что это было связано с необходимостью разделить арестантов мужского пола от женского, заключённых «важных» от «маловажных», «подсудимых» от «каторжных» и т.д. Здесь, несомненно, отразилось стремление следовать соответствующим положениям тюремного законопроекта Екатерины, хотя разделение на «подстражную, приговорную и осуждённую» тюрьмы не встречается ни в одном архитектурном проекте. Можно встретить лишь элементы этого трёхчастного деления. Например, в проекте деревянного острога в Иркутске 1792 г. (губернский архитектор К. Тимошенков) [60] три казармы предназначались для «присыльных колодников» (в одной из них половина — для женщин), то есть для осуждённых, а одна — для подстражных («для содержания таких над коими ещё производится суд, или изобличены но не наказаны»). В некоторых тюрьмах выделялось специальное помещение для «секретных колодников», то есть для политических преступников [61]. Возможно, именно для них предназначались каменные сводчатые одиночные камеры в проекте Новороссийского острога 1794 г. (архитектор В. Гесте) [62]. Четыре такие камеры устраивались крестообразно внутри крупного помещения деревянной казармы «для благородных».
Если тюремная больница размещалась в одном здании с камерами, то иногда применялась более сложная и несимметричная схема планировки. Например, в остроге Вятки к сооружению, устроенному по типу дома «двойной связью», сбоку прирублена клеть с покоем для больных, в котором также выгорожено «нужное место». В тюрьме Харькова [63] больница занимала отдельное крыло, перпендикулярное основному объёму и симметричное другому крылу, в котором помещались «важные колодники» и офицеры (то есть здесь была гауптвахта для офицеров). Караульни строились, как правило, по типу шестистенка или имели ещё более простое устройство в виде одного помещения без сеней.
Немногочисленные описания тюрем второй половины 18 в. Современниками [64] не дают полноценной характеристики интерьеров в тюремных зданиях. По планам и скупым текстам можно отметить лишь два обязательных элемента, которые во многом определяли облик тюремных помещений: печи и нары. Печи выкладывались крупные, иногда занимавшие до четверти всего пространства. В каждом помещении была своя печь, но иногда её делали единой для двух или трёх смежных помещений. Широкие нары, занимавшие до половины площади камеры, устраивались вдоль одной, двух или трёх стен (очевидно, чаще вдоль двух, то есть они были Г-образными).
О благоустройстве тюремной территории почти нет данных. Неизвестно, осуществлялись ли пожелания, высказанные в тюремном законопроекте императрицы, относительно замощения двора булыжником. Указания о водных резервуарах или каналах, имеющиеся в законопроектах, которые содержатся в бумагах Теплова, очевидно, нашли лишь единичные отражения на практике. Устройство канала с проточной водой по территории тюрьмы не отмечено ни на одном проектном или фиксационном чертеже. Что касается колодца или бассейна, то их наличие зафиксировано только в двух случаях: первый в Виленском остроге, второй в проекте Новороссийского острога [65]. Во втором случае, в центре двора, на равном расстоянии от всех основных построек расположена овальная «систерна». Кроме того, в каждом из четырёх малых дворов проектировались самостоятельные резервуары для воды, которые, очевидно, имели вид небольших фонтанов. Таким образом, комплекс, включавший пять крупных надворных построек из дерева, обладал развитой системой противопожарной безопасности. Впрочем, этот проект является исключением и к тому же, вероятно, не был осуществлён.
Тюрьмы в уездных городах второй половины 18 в. были, как правило, меньше по размерам и проще по структуре, сравнительно с губернскими, но при этом часто следовали тем же композициям и архитектурным формам. Подобно губернским комплексам, уездные тюрьмы в подавляющем большинстве были деревянными. Не считая трёх проектов, которые вряд ли были осуществлены, известно три примера каменных сооружений среди уездных тюрем: Киржач Владимирской губернии [66], Венёв Тульской губернии [67] и Дорогобуж Смоленской губернии [68]. Первые две, похоже, относились ещё к доекатерининскому времени, а третья входила в какое-то другое здание. В отличие от губернских тюрем, комплексы уездных острогов могли сочетать каменное здание казармы для арестантов с деревянным палисадом (тюрьма в Венёве, проект для городов Калужской губернии [69]). В наиболее развитых по композиции комплексах уездных тюрем используется та же схема, что и в губернских острогах. Прямоугольный двор окружался тыном, в котором устраивались единственные ворота. Количество надворных построек, однако, почти всегда ограничивалось одной казармой для заключённых. Она могла располагаться по оси ворот, посреди двора, и занимать значительную часть его площади (острог в Суздале [70], проекты для городов Костромской [71] и Новороссийской губерний [72]), создавая ясную и строго симметричную композицию всего комплекса. В других случаях, тюремное здание занимало заднюю, переднюю или угловую часть двора и композиционно не было связано с воротами, которые располагались сбоку от него (например, острог в Алексине Тульской губернии [73], проект тюрем для городов Смоленской [74] и Калужской губерний). Уникальной композицией обладала тюрьма в Слободском Вятской губернии [75], где «тюремная изба» занимала всю территорию двора, а палисад вплотную примыкал к её срубу. При этом ворота служили одновременно и входом в здание.
Лишь в редких уездных комплексах присутствовали отдельные сооружения для караулен или нужников. Такой слегка расширенный состав построек был характерен для тех проектов, которые создавались вместе с проектами губернских тюрем одним и тем же архитектором (например, для Костромской губернии в 1785 г. архитектором К. фон Клером; для Новороссийской губернии в 1794 г. В. Гесте; для Виленской губернии в 1800 г.* К. Шильтгаузом [76]). В таких случаях композиции губернских и уездных тюрем были очень близкими: вторые оказывались лишь несколько упрощёнными вариантами первых.
* В 1800 г., когда в Вильне строилась тюрьма, этот город был центром Литовской губернии, которую до 1840 г. называли ещё Литовско-Виленской. Виленская губерния образована в результате третьего раздела Речи Посполитой в 1795 г. 6 февраля 1797 г. она объединена со Слонимской губернией в одну — Литовскую. 9 сентября 1801 г. по указу Александра I разделена на Гродненскую и Виленскую губернии. — Ред.
Необычными для уездных тюрем крупными размерами и сложной композицией выделялся острог в Таганроге [77]. Его исключительность объясняется тем, что он был рассчитан на содержание тысячи каторжных, «находящихся по исправлению фортификационных работ». Комплекс состоял из огромного обнесённого палисадом двора с тремя длинными казармами для каторжан, примыкающего к нему небольшого двора, также ограждённого тыном, с корпусом «гофшпиталя» и расположенной на некотором расстоянии сбоку караульней с самостоятельным двором.
Многие чертежи, в первую очередь фиксационного характера [78], изображают уездные тюрьмы в виде отдельных деревянных построек, не обнесённых какой-либо оградой. Значит ли это, что они сооружались без палисада и не имели никакого участка, неизвестно.
Большинство тюремных зданий в уездных городах представляли собой простейшие деревянные постройки; им как нельзя лучше отвечало название, которым они именовались в документах: «тюремные избы». Вместе с тем некоторые из них были схожи с аналогичными губернскими постройками, например, тюремная изба в Солигаличе Костромской губернии, сооружённая в 1787 г. [79] Стены были снаружи обшиты тёсом (а возможно, и оштукатурены). Продольные фасады имели симметричную композицию в пять осей со входом посередине главного фасада. Прямоугольные проёмы обрамлялись наличниками, а стены завершались профилированным карнизом. Всё это маскировало «избяной» характер постройки, придавая ему «городской» облик. Более традиционным обликом обладали тюрьмы, которые представляли собой необшитый сруб типа пяти- или шестистенка с маленькими зарешеченными окнами, например, в Суздальском остроге, в тюрьме Шуи Владимирской губернии [80] или в проекте для Канадея и Сенгилея [81]. Впрочем, и в таких постройках фасад мог иметь строго симметричную композицию с делением стены выступами перерубов на три части (Суздаль).
На фоне многочисленных уездных тюрем, которые своим внешним видом походили на простейшие типы городского жилища своего времени, яркими исключениями выделялось несколько проектов каменных построек, отразивших передовые (и при этом разные) тенденции архитектуры конца 18 в. Удалось найти три таких проекта, хотя, разумеется, их могло быть и больше. В проекте тюрьмы для городов Калужской губернии [82] небольшое, почти квадратное в плане здание имеет на главном фасаде симметричную композицию в три окна (одно из них ложное). Почти вся поверхность стены покрыта квадровым рустом, а прямоугольные, хороших пропорций окна заглублены в ниши. В эти ниши под окнами помещены накладные щиты с бриллиантовой огранкой.
Если эта постройка отвечала приёмам раннего классицизма, то в проекте В. Гесте 1794 года для уездных острогов Новороссийской губернии архитектура казармы и караульни тяготела к формам зрелого классицизма. Протяжённый фасад казармы делился по вертикали на две неравные части. Трём прямоугольным входным проёмам отвечали наверху семь полукруглых окон. Более высокая нижняя часть покрыта квадровым рустом, а гладкая верхняя воспринимается как фриз, прорезанный чердачными или антресольными окнами, под венчающим карнизом. Два помещения караульни составляли с воротами единую симметричную композицию, располагаясь по их сторонам в виде более низких крыльев. Арочный проём ворот был устроен в ризалите, обработанном ленточным рустом и завершённом пологим треугольным фронтоном.
В проекте для уездных городов Смоленской губернии [83] есть черты псевдоготики. Правда, в отличие от некоторых губернских тюрем, они не играли здесь существенной роли в общем классицистическом облике постройки. Фасад казармы в пять окон акцентирован в средней части рустованным ризалитом с треугольным фронтоном. Ризалит расчленён крупной арочной нишей, в которую вписано окно с полуциркульной перемычкой. Две пары боковых окон имели псевдоготические стрельчатые очертания.
Как и в губернских острогах, в большинстве уездных тюрем использовались схемы внутренней планировки, распространённые в жилой городской застройке 18 в. Это уже упоминавшиеся разновидности «дома связью», особенно простейший его вариант, а также «двойная связь». Вероятно, в уездных тюрьмах чаще, чем в губернских, встречались избы-четырёхстенки с сенями или даже без них. Поскольку для караулен обычно не строили отдельных сооружений, то помещение для них отводилось либо прямо в сенях (тюрьма в Бирюче Воронежской губернии [84]), либо в следующем покое, перед входом в тюремную избу (проекты тюрем в Канадее и Сенгилее). В постройках типа «дома связью» караульня занимала одно из помещений по сторонам сеней (например, в Алексине или в проекте для городов Костромской губернии). Иногда для караулен рубили самостоятельную клеть, но соединяли её с избой сенями (судя по меньшей толщине стены, брусяными или тесовыми), например, в Землянске и Нижнедевицке Воронежской губернии [85]. В проектах каменных тюремных зданий (для городов Смоленской и Калужской губерний) все помещения предполагалось перекрыть сводами (судя по изображению их проекций на чертежах, сомкнутыми и лотковыми).
Гораздо реже, чем в губернских городах, в проектах уездных тюрем отражалась дифференциация помещений для заключённых. Разделение камер для мужчин и женщин можно отметить лишь в нескольких случаях (например, в Солигаличе или в проекте для городов Смоленской губернии) [86]. В проекте для городов Смоленской губернии выделялось также помещение для «присудимых к наказанию». Наконец, в обоих вариантах проекта для городов Новороссийской губернии различались камеры для «важных» -и «маловажных» преступников, а также больничный покой. В соответствии с таким делением, казарма включала три блока помещений. Каждый состоял из двух изолированных помещений, выходивших в сени, в которые вёл самостоятельный вход снаружи. В одном блоке с больничным покоем располагалась камера для женщин.
Специальные здания для тюрем во второй половине 18 в. были не единственными городскими постройками для содержания преступников. Иногда их размещали в древних крепостных сооружениях. Так, по свидетельству В. Кокса [87], в 1778 г. в Новгороде тюрьма для уголовных находилась в одной из башен кремля, причём пространство вокруг неё было обнесено высокой стеной (вероятно, тыном). Есть свидетельства о размещении тюрем в землянках. В 1791 г. из Симбирской казённой палаты в Сенат сообщалось о том, что в городах Котякове и Канадее тюрем не имеется, а колодники содержатся в землянках, сделанных на средства обывателей [88]. Такое примитивное устройство могло быть не только в маленьких городках удалённой губернии, но и в ином губернском центре. Г.Р. Державин, занимавший в 1786-88 гг. должность тамбовского губернатора, отмечал в своих записках, что до него в Тамбове колодники содержались «в одной так сказать яме, огороженной палисадником» [89]. Однако, помещений для заключённых всё равно порой не хватало, и в ряде случаев для их содержания приходилось нанимать частные дома. В 1776 г. в Твери, до строительства тюрьмы, колодники помещались в домах купцов и мещан [90]. Во Владимирской губернии в 1791 г. тюрьмы в некоторых уездных городах были столь ветхи, что «принуждено уже колодников содержать в обывательских домах» [91]. Такие примеры можно привести и относительно других губерний.
Архитектура городских тюремных замков и острогов второй половины 18 в., наряду с удовлетворением практических требований, отразила просветительские взгляды екатерининской эпохи. Правда, контраст между реальной строительной практикой и архитектурным проектированием, а также между ними и теоретическими воззрениями того времени был, пожалуй, сильнее, чем в любом другом типе общественных зданий. Проникнутые просветительскими идеями тюремные законопроекты содержали прямые указания на архитектурный облик и устройство пенитенциарных заведений, однако, они получили очень ограниченное применение на практике. Созданный в духе этих юридических документов образцовый проект губернского замка не был реализован ни в одном губернском центре (причём, похоже, не было сделано даже попыток к осуществлению). Все строившиеся или проектировавшиеся в этот период губернские тюрьмы отличались индивидуальным обликом и не имели ничего общего с грандиозно-утопическим образцовым проектом. Образцовое проектирование тюрем получило некоторое применение лишь в уездных городах ряда губерний. Правда, распространение каждого из таких проектов ограничиваюсь городами одной губернии.
Наряду с традиционными типами деревянных построек (близкими городским жилым домам своего времени), которые господствовали в архитектуре тюремных зданий, в проектировании тюремных комплексов нашли отражение новейшие стилистические тенденции эпохи: ранний и зрелый классицизм, а также псевдоготика. Черты псевдоготики можно считать одной из особенностей, присущих рассматриваемому типу зданий. Повторим, что практика тюремного строительства была, как правило, далека не только от высоких идеологических представлений русского образованного общества второй половины 18 в., но и от наиболее передовых архитектурных проектов. Последние, однако, не прошли бесследно для реальной русской архитектуры и через несколько лет, уже в иную — александровскую — эпоху нашли отражение в образцовых проектах А.Д. Захарова. Он использовал многие композиционные приёмы и архитектурные формы, разработанные в проектах губернских архитекторов предшествующего времени. В отличие от них, проекты Захарова, утверждённые в 1803 г., довольно широко применялись на практике в губернских и уездных городах России.