С переходом русского зодчества от классицизма к эклектике закончился золотой век дворянской усадьбы. Затем, в новых условиях, неблагоприятных для дворянства, её микромир разделился на сугубо реальный и иллюзорный.
На протяжении всей своей истории сельская дворянская усадьба существовала и развивалась в двух пространственно-временных измерениях. Одно из них — реальный мир, где во времени и с его течением изменялись усадебный ландшафт и способы его структурирования, поэтика и семантика архитектурного языка, стереотипы социально-культурного поведения усадебных устроителей. Второе — мир воображения, в котором время и пространство созданы историко-художественным сознанием обитателей усадьбы. Его творцы конструировали свою собственную систему жизненных координат, сами выбирали точку отсчёта и логику временного движения, сами определяли границы исторического, географического и художественного пространства. Оба этих мира, тесно связанные между собой, нашли своё яркое воплощение в сельской усадебной архитектуре. Это явление в пореформенной России рассматривается в статье на примере усадьбы графа К.К. Толя в селе Фёдоровском Владимирской губернии.
Старинное село Фёдоровское стоит на живописных и плодородных землях Юрьевского Ополья, в 16 км от города Юрьев-Польского. Удивительно пластичный ландшафт Ополья, бескрайняя чугь холмистая равнина с медленно извивающимися реками и мозаичными вкраплениями лесов издавна привлекал внимание московских и владимирских землевладельцев, обустраивавших здесь свои родовые вотчины.
Основание села относится, вероятно, к 14 в., когда на Руси возобновляется интенсивное развитие вотчинного землевладения. Во второй половине этого столетия земли вокруг села принадлежали знатному боярскому роду, несомненно, служившему московским князьям ещё до Дмитрия Донского. Известен боярин Константин Иванович Добрынский, живший во 2-й пол. 14 в., потомок легендарного ордынского хана Редеги. Он имел вотчины в Юрьевском уезде и получил прозвище от одного из своих сёл — Добрынского. Пятый сын Константина Фёдор носил прозвище Симский и, возможно, был основателем села Фёдоровского. Сын Фёдора Василий имел прозвище Образец, а внук — Хабар. Имя Василия Фёдоровича Образца Симского связано с объединением Руси, точнее — с присоединением к Москве Тверского княжества, ликвидацией независимости Великого Новгорода, с борьбой против хана Ахмата. В летописях есть сообщение о том, что В.Ф. Образец построил на своём дворе в Москве каменные палаты. В 15 км от города Юрьев-Польского существовало село Добрынское на речке Селекше, недалеко от него село Сима, а возле Симы—Хабарове городище. В Опольском стане Суздальского уезда находилось «село Деревеньки Образцово тож на реке Симяге». Принадлежность этих селений и земель вокруг них Константину Добрынскому и его потомкам подтверждается актами 14-15 веков [1].
Первые документальные свидетельства о Фёдоровском относятся к 1-й пол. 17 в. В документах этого времени село значится «государевым дворцовым». В окладных книгах патриаршего казённого приказа за 1628 г. записано: «... Церковь Живоначачьные Троицы в государевом дворцовом селе Фёдоровском, дани двадцать девять алтын, четыре деньги, десятильнична гривна ...».
Дворцовым селом Фёдоровское остается и в кон. 17 в., об этом говорят переписные книги за 1678, 1679 и 1680 гг. [2].
В 1708 г. Симской волостью «... Великий Государь Царь и великий князь Петр Алексеевич, всея великие и малые, и белые России Самодержиц пожаловал генерал-лейтенанта князя Михаила Голицына за ево службу с принадлежащими приселки и деревни и с крестьяны и бобыли с пашне и с землею и сенными покосы и со всеми угодия ...». В связи с этими пожалованиями подьячим Семёном Беликовым были составлены так называемые «отказные» книги. Таким образом, известный полководец петровской эпохи генерал-фельдмаршал Михаил Михайлович Голицын получил в свою собственность 16619 десятин земли, 3 села, в том числе и Фёдоровское, 8 присёлков, 9 деревень, всего 563 двора с населением в них 1066 человек [3]. Во владении этой ветви рода князей Голицыных Фёдоровское оставалось вплоть до 1-й пол. 19 в.
В первой половине этого столетия единственная дочь и наследница действительного статского советника князя А.Б. Голицына, бывшего в 1828 г. Саратовским губернатором [4], княжна Зинаида Александровна вышла замуж за младшего чиновника II отделения Собственной Е. И. В. Канцелярии коллежского асессора графа Константина Карловича Толя [5]. З.А. Голицына была внучкой генерал-лейтенанта Бориса Андреевича Голицына — начальника Владимирского ополчения во времена Отечественной войны 1812 г.; в его Симском имении скончался герой Бородинского сражения П.И. Багратион. Отец К.К. Толя — известный военный и государственный деятель, генерал от инфантерии Карл Федорович Толь, бывший в период Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов 1813-1815 гг. генерал-квартирмейегером русской армии. В качестве приданого за женой граф К.К. Толь получил седьмую часть имения князя А.Б. Голицына в Юрьевском уезде, которая была перекреплена за ним в 1847 г. [6]. З.А. Голицына рано умерла «бездетно» и в 1845 г. К . К . Толь устроил при церкви Дмитрия Солунского в селе Симе придел во имя св. Зинаиды. В этот придел граф «... пожертвовал Евангелие богато украшенное серебром, золотом и стразами, напрестольный сребропозлащенный крест, украшенный драгоценными камнями и сребропозлащенные богослужебные сосуды» [7]. В 1849 г. по прошению князя А.Б. Голицына на имя императора Николая I был утверждён полюбовный акт на «раздел» земли в даче Симской волости с его зятем, коллежским советником графом К.К. Толем. Согласно этому акту Толь получил: «... к селениям Фёдоровскому, Глотову, Волотвинову, Добрынскому и Спасскому в их вообще земляных угодий согласно крепостных актов на 1023 ревиз. муж. пола души на каждую по 5/4 десятины. Всего 1882 десятины 60 сажень» [8]. Во владении графа К.К. Толя Фёдоровское оставалось до кон. 19 в., а после его смерти перешло к новым хозяевам.
Первые документальные свидетельства о существовании в Фёдоровском, насчитывающем 85 дворов, дворянской усадьбы с «господским деревянным домом» и «конским заводом» относятся к 1-й пол. 19 в . [9]. Расположенная на юго-западной окраине села усадьба, вероятно, была выстроена в 1830-е гг. и предназначалась в качестве приданого за дочерью князя А.Б. Голицына. Для размещения усадьбы с пейзажным парком, довольно скромной по архитектуре, выбрали живописное место вдоль правого берега речки Селекши. Здесь усадьба очень красиво выделялась на фоне безлесной широкоувалистой равнины и, гармонично сочетаясь с ней, формировала новый художественный образ окружающего ландшафта. Пространственно-планировочная композиция усадебного комплекса, несомненно, изначально задумывалась как фронтально-панорамная. Главная художественная доминанта — господский дом — был поставлен на берегу реки и отделён от неё небольшим участком парка. Разросшийся впоследствии парк практически полностью скрыл его архитектурный объём, который отныне лишь чуть-чуть проступал на природном фоне. Композиция усадьбы была рассчитана на её восприятие со стороны реки (от подъездной дороги) и отличалась пейзажной картинностью, очень эффектной в любое время года. В свою очередь, из окон дома открывались замечательные видовые перспективы на заречный ландшафт и часть села. Дополнительный художественный акцент в панораму усадьбы вносила приходская Троицкая церковь, выстроенная в 1829 г. на средства прихожан в центре села Фёдоровского [10]. Монументальное центрическое здание со строгим и лаконичным классицистическим декором фасадов было завершено крупным восьмериком с изящной главой на стройном восьмиграннике. Архитектурные формы храма не только обогащали панораму усадьбы с «отверзных далыювидностей», но также придавали выразительную остроту силуэту всего поселения. Все эти пространственно-планировочные достоинства усадебного комплекса были учтены при дальнейшей его перестройке К.К. Толем.
Став к сер. 19 в. полноправным владельцем усадьбы, граф К.К. Толь занялся её обустройством. В это время усадебное строительство во Владимирской губ. переживало серьёзный кризис. Постоянные разделы дворянских имений при неуклонном падении к середине столетия общей доходности помещичьего хозяйства окончательно разрушили его экономические основы. Никакие усилия деревенских «экономов», в том числе и К.К. Толя, уже не могли удержать жизнь на прежнем социально-культурном уровне. Реальное пространство усадьбы резко суживалось, а время практически остановилось. Обитателям поместий казалось, что привычный мир уходит навсегда. В усадебной поэзии молодого поколения русского дворянства явственно зазвучали нотки грусти, печали, обострённого чувства любви и привязанности к «деревне», пронизанные мифологическими и даже мистическими мотивами:
Стоит опустелый над сонным прудом,
Где ивы поникли главой,
На славу Растреллием строенный дом,
И герб на щите вековой.
Окрестность молчит среди мёртвого сна,
На окнах разбитых играет луна.
Сокрытый кустами, в забытом саду
Тот дом одиноко стоит;
Печально глядится в зацветшем пруду
С короною дедовский щит...
Никто поклониться ему не придёт, —
Забыли потомки свой доблестный род!
А.К. Толстой. 1849 [11]
Однако богатые помещики, к которым относился и граф К.К. Толь, пытались затормозить ускользающее усадебное время путём организации «образцовых» имений или «экономий». В сер. 19 в. граф К.К. Толь, обустраивая свою усадьбу в Фёдоровском, стремится создать такую «экономию». В усадьбе был устроен один из лучших в губернии «конских заводов», выстроены обширные теплицы и оранжереи, продукция которых пользовалась известностью во Владимире и Москве, разбиты замечательные цветники. Крепостной труд делал эти начинания владельца довольно рентабельными. Исходя из хозяйственной целесообразности, граф К.К. Толь перенёс композиционный центр усадьбы ближе к окраине села. На новом месте был возведён модный среди помещиков Владимирской губернии дом с мезонином, по сторонам которого располагались два одинаковых одноэтажных флигеля. Дом — типичная для губернии каменная усадебная постройка; Т-образную форму его плану придаёт небольшой ризалит на парковом фасаде. Массивный мезонин с тремя оконными проёмами, включённый в композицию протяжённого парадного фасада, не лишал облик дома торжественной элегантности, тем более что покрытие стены сплошным рустом подчёркивало мощный объём здания. В мезонине размещался кабинет хозяина. Из его окон он мог наслаждаться окрестными пейзажами и наблюдать за сельскохозяйственными работами своих крестьян, радуясь и печалясь, в зависимости от того, что ожидало впереди: «урожай или бескормица». Это было в помещичьей жизни самым существенным, и все прочие интересы обыкновенно отодвигались на задний план. Органичное сочетание художественной выразительности и функциональной целесообразности, достигнутое в архитектуре дома и в общей структуре усадебного комплекса, свидетельствовало о стабильности повседневного быта и материальном достатке владельца. Но такая ситуация, благоприятная для графа К.К. Толя, оказалась крайне недолговечной. Нелёгким экономическим условиям сопутствовало изменение художественных вкусов: в 1840-1850-е гг. в губернии на смену классицизму пришла эклектика. Надежда на то, что прежние пространство и время в «образцовой» усадьбе вновь обретают реальность, оказалась призрачной.
Реформа 1861 г. мгновенно разрушила иллюзии усадебной жизни. Для владельца имения пространство снова сузилось, а время остановилось. В первые пореформенные годы в графской усадьбе была закрыта большая часть обширных оранжерей и теплиц, значительно сокращена площадь замечательных цветников, а «конский завод» вообще прекратил своё существование [12]. Однако с 1866 г. начинает постепенно складываться новая пространственно-временная система. Отправной точкой в реальном их измерении стало получение графом К.К. Толем выкупных платежей. В 1866 г. «... Главное Выкупное Учреждение по рассмотрению выкупной сделки коллежского советника графа Константина Карловича Толя с временно обязанными крестьянами Юрьевского уезда имении Фёдоровского Глотова, Волотвинова, Добрынского и Спасского в числе 811 душ признало означенную сделку правильною и причитающуюся крестьянам под выкупаемую землю в количестве 3244 десятин выкупленную ссуду 97320 руб. разрешило...» [13]. В последующие десять лет усадебная жизнь в Федоровском вновь обрела спокойный и размеренный ритм. Граф Толь, сохранивший после реформы 1861 г. огромные земельные владения, получал стабильный доход, сдавая землю в аренду небольшими участками от 10 до 20 и 50 десятин [14]. При атом арендная плата, вносившаяся, как правило, исправно и своевременно, нередко заменялась работами в усадьбе. В эти пореформенные годы завершается формирование усадебного комплекса, определяется его философско-художеетвенное содержание.
Графская усадьба в пореформенные времена вновь органично живет в двух измерениях: реальном и воображаемом. Это крупное доходное хозяйство, специализирующееся на молочном животноводстве и производстве молочных продуктов (сыроварение), разведении рабочих лошадей и породистых рысаков, выращивании разнообразных овощей и фруктов (персиков, лимонов и др.), цветоводстве. Этим целям в полной мере соответствовал развитый хозяйственный комплекс. Все его здания носили чисто утилитарный характер и были совершенно лишены какой-либо декоративной функции. Основные постройки — конюшня, коровник, сарай для обмолота хлебов — представляют собой прямоугольные в плане здания (коровник Г-образный) со стенами из брёвен, вставленных в пазы каменных стоек. По сложившейся в усадебном строительстве традиции из кирпича были выполнены здания кузницы и сыроварни, а также пристройка у конюшни — манеж. Интересно отметить, что разделённый на два помещения и усложнённый двумя прямоугольными в плане пристройками, вытянутый прямоугольный объём сыроварни выстроили в полном соответствии с рекомендациями кон. 18 — нач. 19 в.: «.. .молочная для сыру должна также иметь три отделения: одно для помещения молока; другое для деления сыру и мытья посуды; третье, наконец для соления оного. К сим трём отделениям полезно было бы прибавить четвёртое для поклажи сыру < . . .> стены из камня лучше делать кирпичными а наипаче когда имеют приличную толстоту, летний жар и зимняя стужа не столь удобно пронизывают оные < . . . > . Пол должен состоять из каменных плит, плотно между собой соединённых. В случае недостатка таковых плит можно употреблять квадратный кирпич» [15].
Здесь время и пространство как бы замкнулись в себе, и их движение пошло по кругу. Функция оказалась важней формы. В эту эпоху в поэтике усадебной архитектуры имеют значение лишь историко-художественные формы, способные выразить точно заданную функцию. Так, новое назначение господского дома как жилья для дачников, а его флигелей — как квартир для управляющего и сыровара эффектно отражали их оставшиеся неизменными архитектурные формы. Весьма вероятна их практическая обусловленность в ситуации широкого стилистического выбора, характерного для эклектики.
В пореформенные годы композиционный центр усадьбы вновь занимает своё первоначальное местоположение вдоль правого берега Селекши. На старом месте был выстроен монументальный господский дом, стилизованный в духе замков и архитектуры ренессансной Европы. Композиция протяжённого одноэтажного здания асимметрична и слагается из нескольких объёмов. Единству фасадных композиций способствует ритмическая повторяемость крупных оконных проёмов с арочными и лучковыми перемычками под архивольтами. Центральная, прямоугольная в плане часть дома — двухэтажная, с глубокой лоджией второго этажа на парадном фасаде. Живописность зданию придают две трёхъярусные прямоугольные в плане башни, фланкирующие основной объём. Верхний ярус каждой из них прорезан со всех сторон тройной ренессансной аркой и завершён «боевой» площадкой с бойницами и машикулями. Карнизы второго яруса также оформлены машикулями. В целом в фасадном декоре дома преобладают мотивы Ренессанса. Перед парадным фасадом здания устроен фонтан, украшенный скульптурой. Таким образом, в системе пространственно-временных координат усадьбы пространство и время как бы возвращаются в прошлое, но не порывают связи с настоящим.
В этих условиях художественная обособленность композиционного центра от остального усадебного пространства и времени становилась неизбежной. Эту задачу выполняла редкой красоты полуциркульная липовая аллея, охватывавшая господский дом с парадным двором и загибавшаяся к его боковым фасадам. С северной стороны естественной границей стала речка Селекша. Широкая подъездная аллея с восточной стороны связывала господский дом с флигелями и далее с селом. Она вводила посетителей в этот укромный уголок усадьбы, одновременно закрывая его от окружающего пространства. Начинаясь от бокового фасада дома открытой линейной перспективой, свойственной ренессансному искусству, метров через шестьдесят она резко сворачивала в сторону, сразу же уводя посетителя как бы в иное пространственно-временное измерение. Этим художественным приёмом достигался эффектный переход из реального мира усадьбы в мир воображения её владельца, где он создавал свои индивидуалистические пространство и время, но всё же доступные пониманию других людей благодаря языку архитектуры. Гуляя вокруг господского дома или выходя на его лоджию, владелец и его гости могли соотносить реальные время и пространство с эпохой итальянского Возрождения. Рассматривая из окон (и особенно с башен) бескрайние ландшафты Юрьевского Ополья, владелец легко ощущал себя ленивым и безвольным перед лицом жизненных неурядиц русским барином; и, наконец, отойдя немного в сторону от дома, он мог оказаться в живописном уголке юга среди крымских сосен и акаций. Воображаемый мир усадьбы, практически не имевший пространственных и временных границ, позволял её обитателям подняться над обыденностью жизни, совершая невозможные в реальной действительности историко-культурные и географические путешествия. Именно этот иллюзорный усадебный мир в пореформенной России создавался владельцем на основе литературно ассоциативного мировосприятия средствами архитектурного языка эпохи эклектики. Понять всё многообразие такого мировосприятия конкретного усадебного устроителя, в частности графа Толя, вряд ли до конца возможно, но попытка раскрыть некоторые, наиболее общие его особенности, вполне допустима. Обращение графа К . К . Толя к неоренессансным мотивам в архитектуре господского дома в пореформенные годы неслучайно, и вот почему. Мировосприятие владельца, воспитанного в суровую николаевскую эпоху с её попытками возродить традиции средневекового сеньориата и культа рыцарства, неминуемо впитало в себя некий набор представлений о рыцарстве и его образе жизни. Собственно говоря, к этому обязывало и происхождение: «... род, происходящий, по семейному преданию, от Арнольда графа Голландского (ум. 1005); один из потомков коего Флорус фон Тейлинген получил во владение замок Тейлинген близ Лейдена и был родоначальником рода Толь...» [16]. В эту эпоху беспокойство дворянства о настоящем и неуверенность в будущем вызывали у них постоянное стремление обращаться к памяти предков и гордиться их делами и свершениями. А граф К.К. Толь в своей усадьбе не имел усадебного храма и родового кладбища с могилами предков. Ему нужен был иной символ, которым и стал «рыцарский замок». Казалось бы, в этом случае стилистическим выбором могла стать неоготика, напрямую связанная с представлениями о замковой архитектуре средневековой Европы. Однако владелец усадьбы отдал предпочтение архитектурным формам в духе Ренессанса. Видимо, именно они явились для него эффектной метафорой, способной выразить его социально-культурную роль в обществе пореформенной России. Эпоха Возрождения — время активного развития предпринимательства не только в среде купечества, но и рыцарства, особенно в Италии. К.К. Толь, «рыцарь» по происхождению, предпочёл гражданскую службу военной и на протяжении всей своей жизни усердно занимался сельскохозяйственным предпринимательством в усадьбе. Кроме того, это стилистическое направление было весьма модным у богатых заказчиков (крупных помещиков, банкиров и др.) в период эклектики.
Занимаясь на протяжении нескольких десятков лет обустройством своего поместья в Фёдоровском и руководствуясь при этом определёнными историко художественными представлениями и ассоциациями, граф К.К. Толь заставил жизнь своего имения существовать в двух параллельных пространственно-временных измерениях, при взаимодействии которых и складывалась усадебная мифология.
Ссылки и примечания
1. Веселовский СБ. Исследования но истории класса служилых землевладельцев. М., 1969. С.70, 290, 488.
2. Материалы для истории Владимирской епархии. Юрьевская десятина жилых данных церквей и пустовых церковных оброчных земель. Владимир, 1896. Вып. IV. С.20,156; Добронравов В., Березин В. Историко-статистическое описание церквей и приходов Владимирской епархии. Владимир, 1893-1898. Вып. III. С.499; ГАВО. Ф.106. Оп.4. Д.79. Л.11,14.
3. ГАВО. Ф. 106. Оп.4. Д.79. Л. 11.
4. ГАВО. Ф. 92. Оп.2. Д.1007. Л.10.17; ГАВО. Ф. 243. Оп.1. Д. 3. Л.32 об.
5. Трегубов М.И. Алфавитный список дворянских родов Владимирской губернии. Владимир, 1905. С.194.
6. ГАВО. Ф.106. Оп.З. Д.110. Л. 1- 2; ГАВО. Ф. 244. Оп. 1. Д. 1081. Л. 2-2 об.
7. Добронравов В., Березин В. Указ. соч. С.493.
8. ГАВО. Ф. 106. Оп. З. Д. 110. Л. 1-2; ГАВО. Ф. 106. Оп. З. Д.112. Л. 5.
9. Тихонравов К.Н. Статистический список населённых местностей Владимирской губернии. Владимир, 1857. С.430.
10. Добронравов В., Березин В, Указ. соч. С. 499-500.
11. Толстой А.К. Собр. соч., М., 1980. T. 1. С. 62-63.
12. Кичигин М.И., Иванов А.Л. Владимирское ополье: Историко- хозяйственный очерк. Владимир, 1993. С.210.
13. ГАВО. Ф.106. Оп.З. Д. 224. Л. 1.
14. Кичигин М. И., Иванов А.Л. Указ. соч. С.212.
15. Ефремов Н. Опыт сельского домостроительства. Смоленск, 1810. С. 74- 75, 77-78.
16. Энциклопедический словарь / Изд. Ф.А. Брокгауз и И.Л. Эфрон. СПб., 1901. Т. ЗЗ. С.469-470.