К защите древностей от церковников

Одной из первых попыток обратить внимание на необходимость сохранения древних зданий стал циркуляр МВД от 14 дек. 1827 г., которым предписывалось «...присылать в Министерство внутренних дел планы, фасады и сметы на... исправления, с обстоятельным описанием повреждений или ветхостей и с изъяснением, для чего именно исправление оных нужно» в тех случаях, когда необходимо «исправить какое-либо древнее здание..., и когда исправление таковое не может быть произведено на счет суммы, ежегодно на исправление и поддерживание казённых зданий ассигнуемой» [1] . Таким образом, в ходе принятия решений о ремонте и перестройке памятников архитектуры предусматривалась необходимость согласования с центральным правительственным органом, в ведении которого находились эти вопросы, однако оговорка о финансовой стороне проблемы свидетельствует скорее о том, что согласование требовалось в первую очередь для рассмотрения целесообразности выделения на реставрационные работы средств из казны. О важнейшем условии — проведении реставрации зданий без нарушения их первоначального вида — в этом документе речь не идёт. Это подтверждается и императорской резолюцией по докладу МВД об «исправлениях древних зданий», гласившей: «разрушать их не должно, но и чинить ненужного не надобно; а поддерживать одне ворота или такие здания, в которых есть нужные помещения» [2]. В 1832 г. положения циркуляра были законодательно подтверждены в «Уставе строительном», в одной из статей которого записано: «Строжайше воспрещается разрушать остатки древних замков, крепостей, памятников и других зданий древности, под ответственностью за нарушение сего Начальников Губерний и местных Полиций». Следующая же статья предусматривала, что «из зданий сего рода исправляются и починиваются только те, в коих есть какия-либо помещения; в прочих же починиваются и поддерживаются только ворота» [3]. Этим документом и был установлен порядок починки или перестройки церквей, в соответствии с которым эти работы разрешались епархиальными архиереями, при этом, если финансирование осуществлялось из казны, то проекты перестроек должны были рассматриваться в МВД, если же перестройка производилась за счёт прихожан, то достаточно было рассмотрения проекта местными губернскими архитекторами [4]. О необходимости сохранения прежнего вида древних церквей в случае их перестроек в данном документе упоминаний также нет.

Впервые ситуация изменилась в 1841 г., когда в Устав духовных консисторий было внесено положение, согласно которому епархиальное начальство должно было наблюдать, «чтобы старинные церкви, замечательные в каком-либо отношении историческом, возобновлялись с сохранением прежнего вида [5]. Годом позже был изменён и порядок согласования перестройки церквей. Это было связано с дошедшими до Николая I сведениями о том, что «в некоторых древних соборах древняя живопись на стенах заменяется новой и вообще не сохраняется как следует», в результате чего император «повелеть соизволил принять надлежащие меры, чтобы вообще древний, как наружный, так и внутренний, вид церквей сохраняем был тщательно, не дозволяя никаких произвольных поправок и перемен без ведома высшей духовной власти» [6]. Во исполнение этого распоряжения 31 декабря 1842 г. Синодом был издан указ, по которому все предложения «местных духовных начальств о обновлении всех вообще церковных памятников древности (в чём бы таковое обновление ни заключалось) представляемы были на предварительное рассмотрение Святейшего Синода с приложением подлежащих описаний и чертежей» [7], а указом от 20 апреля 1843 г. было запрещено возобновление и изменение живописи в древних церковных зданиях [8].

На деле многие необходимые мероприятия по сохранению древних церквей превращались в длительную переписку между различными ведомствами, и реальной помощи памятники, как правило, не получали. Одним из наиболее характерных примеров может служить рассмотрение в 1846-1849 гг. вопроса о принятии мер к сохранению древней церкви Георгия в Старой Ладоге.

Созданный 11 мая 1842 г. Департамент общих дел МВД [9] , к ведению которого были отнесены «дела о сооружении памятников; по собранию сведений о древних зданиях и вообще о находимых древностях; по переписке о музеях и других подобных им заведениях или обществах» [10], предписанием от 23 апр. 1846 г. направил в Старую Ладогу «для обозрения древностей церкви Св. Георгия, находящейся внутри тамошней крепости» коллежского асессора Л. Терещенко с поручением также сделать описание всех предметов, заслуживающих «особенное внимание по своей древности» [11]. Результатом поездки явилась составленная Терещенко «Записка о древностях Старой Ладоги», направленная министру внутренних дет вместе с рапортом от 28 апреля [12]. В тексте этого документа обращает на себя внимание определенная квалификация Терещенко: его суждение о том, что «отделив щекатурки, можно открыть памятники искусства», а также его способность определить время постройки «по всем признакам фреско, наружному и внутреннему устройству храма». В целом автор записки рисует картину запустения и разрушения древнего облика Старой Ладоги, отмечая, что «только крепость и церковь напоминают древнюю ея знаменитость». Департамент общих дел МВД отреагировал на рапорт своего сотрудника 6 мая обращением к Санкт-Петербургскому военному генерал-губернатору. Отметив, что по полученным сведениям, «...находящийся в Старой Ладоге С. Петербургской губернии церковь Св. Георгия древней постройки (XII века) и остатки стен, составляющих укрепление, по причине недостатка надзора подвергаются постоянному разрушению», Департамент просил военного генерал-губернатора Храповицкого принять зависящие от него меры к запрещению разрушения памятников древности Старой Ладоги [13]. Аналогичное письмо было направлено обер-прокурору Синода [14]. В ответ на него министру внутренних дел сообщалось, что по поручению обер-прокурора Синода Санкт-Петербургским епархиальным начальством предписано «...составить подробное и самое верное описание сей церкви, не допуская в оной никаких исправлений или переделок без его разрешения». В связи с заявлением епархиального начальства, не имеющего в своем ведомстве «способного чиновника, на которого можно было бы возложить сие поручение», обер-прокурор Синода обратился к министру внутренних дел с просьбой об «освидетельствовании... Георгиевской церкви и составлении рисунков оной», так как это необходимо «...для поддержания означенной церкви в древнем ея виде» [15]. Ответ МВД последовал только через четыре с половиной месяца; в нём министр внутренних дел Л.Л. Перовский уведомил обер-прокурора Синода о том, что не может выполнить его просьбу, так как в министерстве «...не имеется в виду такого чиновника, на котораго можно было бы возложить подобное поручение» [16]. По сути, такой ответ — формальная отписка, так как из «Записки о древностях Старой Ладоги» видно, что «состоящий при МВД коллежский асессор Терещенко» был вполне в состоянии сделать приличное для того времени описание храма, да и саму записку вполне можно было использовать в целях сохранения памятников Старой Ладош, не требуя их повторного освидетельствования. Очевидно также, что правительственный орган, которому поручены вопросы охраны памятников старины, должен был бы располагать необходимыми для осуществления подобной работы специалистами, и их отсутствие даёт основание сделать вывод о крайне слабой организации работы ведомства по данной проблеме. Это, в свою очередь, говорит о том, что охрана памятников в России являлась для МВД задачей второстепенной, а следовательно, и не требующей серьёзного подхода. Таким образом, уже к середине 19 в. становилась очевидной необходимость создания специального органа, ведающего охраной памятников, но при Николае I эта задача решена не была.

Возвращаясь к вопросу сохранения древних памятников Старой Ладоги, следует отметить, что Санкт-Петербургский военный генерал-губернатор Храповицкий, направивший свой ответ в МВД лишь 10 дек., также просил, «не имея в распоряжении своём ни однаго из чиновников по искусственной части», командировать специального человека, чтобы составить «план... исправлениям и смету во что оныя обойдутся» перед принятием решения об ассигновании необходимых средств на реставрационные работы. Отметив при этом, «...что означенная древняя церковь и стены укрепления находятся в такой ветхости, что требуют немедленного поддержания», Храповицкий в качестве аргументации приводит статьи 145 и 181 Строительного Устава, по которым «возобновление церкви... относится до Епархиального начальства. .., и что на обязанности Гражданского начальства лежит только поддержание стен и ворот крепости, с отнесением потребной на сей предмет издержек ... на счёт казны» [17] . На Строительный Устав ссылается и министр внутренних дел в отношении, поданном Санкт-Петербургскому военному генерал-губернатору, от 23 дек. 1846 г. Оп пишет: «Усматривая из имеющихся во вверенном мне Министерстве сведений, что сказанный стены приходят в разрушение от беспечного присмотра, и принимая в соображение, что на основании 144 ст[атьи] 12 т[ома] Св[ода] Зак[онов] Уст[ава] Строит[льного] из древних зданий исправляются только те, в коих есть какое-либо помещение, а в прочем починиваются только ворота, я полагаю, что в настоящем случае можно было бы ограничиться усилением и улучшением надзора за сохранностию остатков стен Ладожского укрепления; что же касается ворот, то по моему мнению, оказывается необходимым истребовать от местнаго начальства сведения предстоит ли надобность в исправлении тех ворот и нужно ли для сей цели командирование особаго чиновника» [18]. Здесь уже видна первая попытка сузить изначально поставленную задачу проведения противоаварийных работ и реставрации памятников Старой Ладоги лишь до «усиления и улучшения надзора за сохранностью остатков» памятников древности. Основное же внимание переводится на восстановление ворот, причём выражается сомнение в необходимости таких работ и командировании для этого чиновника. Дальнейшая переписка идёт уже только по этому вопросу.

11 февр. 1847 г. к министру внутренних дел обратился генерал-адъютант Храповицкий; смысл письма сводился к тому, что «постройка новых ворот... необходима, ибо над бывшими воротами свод арки со всех сторон осыпался и часть его нависла над входом в ограду, так что угрожает падением», но при этом Храповицкий считает, что «в настоящее время года приступить к исправлению сей части, по случаю замёрзшего грунта, нет никакой возможности», а следовательно, и «в командировании... особаго чиновника надобности не предстоит» [19] . Судя по дополнению к этому письму, ворота через некоторое время серьёзно пострадали или разрушились, так как 22 мая 1847 г. Санкт- Петербургский военный генерал-губернатор отмечал, что в Старой Ладоге «...взамен разрушившихся от времени ворот предполагается построить новыя, с кирпичным сводом» [20]. Как видно, о восстановлении ворот древней башни в первоначальном виде речи здесь нет. Факт их разрушения не вызвал существенной реакции в МВД. Департамент общих дел лишь поинтересовался у военного генерал-губернатора, «... какая именно сумма потребна па постройку новых ворот при древнем здании в селении Старой Ладоги и из каких источников издержка сия может быть покрыта» [21]. Ответ последовал через полгода, из него выясняется, что при строительстве новых ворот предполагалась уже и разборка самой древней башни, для чего требовалось 124 р. 50 к., «...каковая издержка ... должна быть отнесена на счёт Государственного казначейства» [22]. Предполагаемый снос башни, так же как и разрушение ворот, не вызвал тревоги в МВД. Что же касается выделения средств на эти работы из казначейства, то военному генерал-губернатору было дано разъяснение о порядке применения 145 статьи Строительного Устава и предложено направить в МВД план и смету работ [23]. Они были представлены в МВД только 8 мая 1848 г., при этом отмечалось, что все работы «...Новоладожский исправник Лихонин желает произвести, согласно означенному плану и смете, в нынешнее лето собственным иждивением» [24]. Это и вовсе не встретило никаких возражений в министерстве, и 23 мая 1848 г. разрешение на возведение новых ворот было дано [25]. Результатом же всей переписки стало донесение Санкт-Петербургского военного генерал-губернатора министру внутренних дел от 5 августа 1848 г., в котором сообщалось, «что разрушившиеся от времени в селении Старой Ладоге, при древнем храме Св. Георгия Победоносца, часть арки в башне и ворота, ныне, собственным иждивением Новоладожского Земскаго Исправника, выстроены вновь окончательно» [26]. Таким образом, трёхлетнее рассмотрение вопроса о сохранении и реставрации памятников древности Старой Ладоги свелось к постройке новых ворот крепости взамен разрушившихся к тому времени от длительного бездействия властей, не пожелавших подкрепить реальными мерами слова о необходимости «улучшения надзора» за памятниками.

Ссылки

1. ПСЗ-2. Т. II. № 1613. С. 1070; Охрана памятников истории и культуры в России ... № 20. С. 42.
2. Там же.
3. Сохранение памятников церковной старины в России ... № 60. С. 74; Устав строительный // Свод законов Российской империи. СПб., 1832. Т. 12. С. 124 (разд. II, гл. IV, ст. 617, 618).
4. Там же. С. 133 (разд. III, гл. I, ст. 655).
5. Сохранение памятников церковной старины в России... № 64. С. 78; Устав духовных консисторий. СПб., 1841. С. 12 (гл. III, отд. 2, ст. 50).
6. Сохранение памятников церковной старины в России ... № 65. С. 80; Охрана памятников истории и культуры в России... № 28. С. 53.
7. ПСЗ-2. Т. XVII. Отд. II. № 16401. С. 288; Сохранение памятников церковной старины в России... № 66. С. 79.
8. ПСЗ-2. Т. XVIII. Отд. I. № 16770. С. 274-275.
9. Министерство внутренних дел: Исторический очерк. СПб., 1901. С. 54.
10. Свод законов Российской империи. СПб., 1857. Т. I. Ч. II. Тетр. 4. С. 212.
11. Архив ИИМК РАН. Ф. 6. Д. 112. Л. 3.
12. Там же. Л. 5-10.
13. Архив ИИМК РАН. Ф. 6. Д. 112. Л. 15 - 15об.
14. Там же. Л. 16-16об.
15. Там же. Л. 17-17об.
16. Там же. Л. 29-29об.
17. Архив ИИМК РАН. Ф. 6. Д. 112. Л. 30-31.
18. Там же. Л. 33-ЗЗоб.
19. Архив ИИМК РАН. Ф. 6. Д. 112. Л. 34.
20. Там же. Л. 35.
21. Там же. Л. 36.
22. Там же. Л. 37.
23. Архив ИИМК РАН. Ф. 6. Д. 112. Л. 39-39об.
24. Там же. Л. 40-40об.
25. Там же. Л. 41.
26. Там же. Л. 42.