Ранние шаги советской охраны наследия не были робкими и угодливыми. Специалисты старорежимной закалки старались максимально использовать опыт дореволюционных коллег и сдерживать бесцеремонное большевистское градостроительство.
Осознанная постановка вопроса о необходимости сохранения памятников древности относится к началу XVIII в., однако специальное законодательство по охране памятников появилось после Октябрьской революции 1917 г. Тем не менее, попытки выявления объектов, подлежащих государственной охране, продолжались в течение всего XIX в., начиная с издания циркуляра МВД от 31 декабря 1826 г. № 1068 [1]. Последняя перед революцией попытка собрать сведения о памятниках была связана с циркуляром этого же ведомства от 6 сентября 1901 г. № 10 [2]. В списках, направленных с мест в ответ на указанный документ, было зафиксировано 4108 памятников, в том числе 2456 памятников архитектуры [3].
После революции 1917 г. в России был создан государственный орган, занимающийся вопросами сохранения культурного наследия, который приступил к формированию списка памятников, подлежащих государственной охране — Народный комиссариат просвещения. Однако накопленные за девятнадцатое столетие сведения об объектах, имеющих историко-культурную ценность, собранные практически со всей территории России, не были востребованы специалистами Наркомпроса. По свидетельству П.Р. Левинсона, занимавшегося охраной памятников с момента создания этого ведомства, "учетом были, естественно, охвачены и архитектурные памятники. И в этой области материал, унаследованный от прошлого, был крайне скуден: краткие сведения в историях искусства, сырые материалы по немногим губерниям, отрывочные и ненадежные ссылки в различного рода справочниках и путеводителях — вот откуда приходилось черпать данные о памятниках архитектуры, разбросанных по всей территории республики. Все это в подавляющей части отличалось весьма малой степенью достоверности, в особенности в публикациях духовных органов, почти лишено иллюстрированной документации и очень мало уделяло внимания гражданским сооружениям" [4].
Декрет от 5 октября 1918 г. "О регистрации, приеме на учет и охранении памятников искусства и старины, находящихся во владении частных лиц, обществ и учреждений" привязал охранные мероприятия к учету памятников. Пунктом 7 декрета выполнение "работ по регистрации и по выяснению памятников, подлежащих учету" возлагалось на Комиссии по охране и регистрации памятников искусства и старины Москвы и Санкт- Петербурга [5]. В конце мая 1918 г. в структуре Отдела по делам музеев и охраны памятников Наркомпроса был создан подотдел монументальной регистрации во главе с архитектором Н. Б. Баклановым — подотдел, занимавшийся сбором документальных материалов и регистрацией памятников.
Начало 1920-х годов ознаменовалось очередными реорганизационными мероприятиями в сфере охраны памятников. Происходит пересмотр законодательства в этой области. Согласно Инструкции "Об учете и охране памятников искусства, старины, быта и природы", утвержденной 7 июля 1924 г., охрана памятников местными исполкомами производится но "особым спискам, сообщаемым им Отделом по делам музеев и охране памятников искусства и старины Главного Управления научных и научно-художественных учреждений Народного Комиссариата Просвещения" [6]. Как отмечает исследователь советского периода охраны памятников Ю.Н. Жуков, в октябре 1923 г. сотрудниками отдела но делам музеев Наркомпроса был подготовлен проект списка недвижимых памятников, но только по союзным республикам [7].
Вероятно, совокупность событий — сокращение численности сотрудников российского органа охраны памятников искусства и старины, подлежащих государственной охране, явившееся причиной недостаточной оперативности по составлению и корректировке списков, разработка нового законодательного акта — декрета от 7 января 1924 г. — повлекла за собой необходимость передачи кропотливой и объемной научно-исследовательской работы по учету памятников в подведомственное Наркомпросу учреждение.
Таким учреждением стала созданная в 1919 г. Российская академия истории материальной культуры в Петрограде. Декретом от 18 апреля 1919 г. за Академией были закреплены научно-исследовательские функции в сфере сохранения культурного наследия страны [8]. Довольно скоро одним из приоритетных направлений в деятельности Академии становится изучение памятников архитектуры. Возможно, этому способствовало то обстоятельство, что членом РАИМК являлся архитектор Н. Б. Бакланов, который возглавлял работу по регистрации памятников искусства и старины в Наркомпросе, а с 1920 г. был председателем Московской секции постоянной комиссии по архитектуре РАИМК. Вероятно, его специальность архитектора повлияла на предпочтение памятников зодчества всем остальным группам памятников. Сохранилась записка Н. Б. Бакланова в Совет III Отделения РАИМК, в которой он формулирует свое отношение к памятникам архитектуры как обладающим некоей универсальной историко-культурной ценностью: "Памятники архитектуры, благодаря своей сложности, может быть более, чем какие-либо другие памятники материальной культуры, являются полной характеристикой страны, эпохи и народности, их создавшей, объединяя в себе ряд физических и моральных взаимодействий окружающей их среды, а будучи прикрепленными к месту их сооружений являются наиболее бесспорными документами в отношении жизни страны" [9].
Для исследования архитектурных памятников и оказания научно-методической помощи по их сохранению 4 июля 1920 г. в Академии была создана постоянная комиссия по архитектуре под председательством Б.В. Фармаковского. Одной из задач комиссии было "принять спешные меры к обследованию, обмерам и фотографированию памятников, которые разрушаются" [10]. Комиссия по архитектуре имела секции в Москве (15 человек) и Петрограде (28 человек). Петроградскую секцию возглавил Б.В. Фармаковский, а ее членами стали искусствоведы и археологи — П.С. Аннерт, В.Г. Крыжановский, В.В. Бартольд, Р.И. Боровка, А.А. Васильев, С.А. Жебелев, Д.А. Золотарев, Н.В. Измайлова, С.С. Лукьянов, А.Ф. Малов, И.Я. Марр, С.Ф. Ольденбург, А.Т. Преображенская, О.М. Равицкая, К.К. Романов, Е.В. Скржинская, П.П. Сычев, Г.В. Стебницкий, А.П. Удаленков, М.Т. Преображенский.
В работе Московской секции комиссии принимали участие И.Э. Грабарь и В.К. Мальмберг. Ее председателем являлся, как уже упоминалось, Н.Б. Бакланов, под руководством которого работали А.А. Захаров — руководитель регистрационного бюро подотдела монументальной регистрации Наркомпроса, В.Д. Цветков, В.М. Невежина, А.А. Кесслер, И.Ф. Рерберг, В.А. Феоктистов, К.Л. Эрнст, В.К. Клейн, занимавшийся сбором материалов для архитектурной картотеки по архивным и печатным данным.
Вероятно, в преддверии реорганизации Наркомпроса в 1921 г., повлекшей ликвидацию подотдела, занимавшегося работой по учету памятников, в Постоянную комиссию по архитектуре сотрудниками регистрационного бюро подотдела монументальной регистрации А.А. Захаровым и Е.А. Смирновой-Ивановой передаются накопленные подотделом графические материалы, причем часть из них не была закончена, что было, по-видимому, вызвано спешностью этой передачи, а также 14000 карточек на памятники [11]. Кроме того, Академия располагала метриками по обследованию церквей из фонда Императорской Археологической комиссии.
Видимо, в 1923 г. происходит расширение функции комиссии и переименование в Комиссию по регистрации памятников архитектуры. Её председателем становится член Академии К.К. Романов, сотрудники комиссии — А.А. Спицын, Г.И. Котов, Н.В. Малицкий, М.Т. Преображенский, в обязанности которых входит работа по регистрации памятников, расположенных на территории СССР, сбор сведений о монументальных памятниках на основании имеющихся в академии материалов, составление списков памятников, имеющих крупное историческое или художественное значение, подлежащих охране [12].
Благодаря материалам Фонда РАИМК, хранящегося в архиве Института истории материальной культуры Российской академии наук, известны фамилии членов комиссии, непосредственно работавших над составлением списков. Так, памятниками Владимирской губернии занимался Н.В. Малицкий, Тульской и Калужской — М.Т. Преображенский, Вятской, Смоленской губерний и Приуралья — Г.И. Котов, Тверской губернии — А.А. Спицын, Вологодской, Архангельской, Северо-Двинской, Олонецкой, Ярославской, Костромской, Псковской, Череповецкой, Петроградской губерний — К.К. Романов. Работы велись в интенсивном темпе, сотрудники работали в течение всего дня и по выходным. Деятельность Академии по формированию списков памятников РСФСР финансировалась из государственного бюджета. Средства поступали нерегулярно. К.К. Романов отмечал, что работа велась в сложных условиях, так как отсутствовало финансирование сверхурочных часов, канцелярских расходов, переписки с "местами" по состоянию памятников, фотофиксации и зарисовки объектов, по которым эти материалы отсутствовали и которым "грозит гибель в ближайшее время" [13].
Тем не менее, только за 1923-1924 гг. было проведено 35 заседаний комиссии по регистрации памятников архитектуры и в списки внесено 1740 памятников архитектуры. Для включения памятников в список комиссия руководствовалась исключительно научными критериями. Охране подлежали "важные в историческом и художественном отношении (памятники. — О.Т.), научная ценность которых могла бы быть ясно доказана" [14]. Комиссия по регистрации монументальных памятников существовала на протяжении 1930-х годов. За время работы по исследованию и регистрации памятников список объектов, подлежащих государственной охране, корректировался в основном за счет его сокращения. Включению в список не подлежали памятники, материалами по которым академия не располагала. Советское Правительство проводило политику "секвестрования" подготавливаемых проектов списков, так как памятник рассматривался как недвижимое имущество, подлежащее разграничению на государственное и местное. В интересах государства, таким образом, было уменьшение числа объектов, содержание которых финансировалось из государственного бюджета. Так, в 1924 г. был подготовлен проект списка "Памятников архитектуры, поддержание которых берет на себя государство", утвержденный Коллегией Наркомпроса и направленный в Госплан на рассмотрение. Ведомство, занимавшееся государственным планированием, в чью компетенцию не входило определение историко-культурной ценности объектов, тем не менее отклонило указанный проект, постановив, "что список подлежит переработке путем сжатия и согласования с другими мероприятиями по сокращению госрасходов" [15]. В результате такого заключения список опубликован не был.
Особый интерес государство проявляло к учету культовых памятников. Для регистрации памятников церковного зодчества Отделом музеев Главнауки были составлены отдельные списки, направленные в Академию для предварительного учета [16]. Однако, сам российский орган охраны памятников — Наркомпрос — разъяснял ученым, что не представляется возможным "вкладывать значительные средства на поддержание старинных сооружений, тем более церковных и состоящих в пользовании верующих" [17]. В пользование общин было рекомендовано предоставлять менее пригодные для культурного использования здания, а более "новые и прочные" [18] изымать. В случаях невозможности поддержания зданий "приходится в отдельных случаях соглашаться на их ликвидацию применительно к указаниям декрета о религиозных объединениях от 08.04.29" [19]. Затем Главнаука инaормировала, что ею пересматривается список учтённых памятников в плане "его уточнения и сокращения" [20], а также просила ускорить представление списков памятников революционного движения [21]. Таким образом, постоянная "перетряска" органов охраны культурного наследия страны, сокращение списков памятников были основными причинами того, что предусмотренные законодательством списки не были утверждены до 1935 г.
Однако, включение объектов, представляющих историко-культурную ценность, в списки памятников, охраняемых государством, не спасало их от разрушения. Гораздо более важное значение играла роль личностей, входивших в общественные и государственные организации, занимавшиеся охраной памятников. Одним из таких учреждений являлась Академия. Кроме научно-исследовательской деятельности РАИМК принимала участие непосредственно в их сохранении. На одном из заседаний Комиссии по регистрации памятников архитектуры, состоявшемся 27 августа 1924 г., рассматривался вопрос о предполагавшейся сломке на кирпич "готической" церкви XVIII в. в селе Посадикове Новоржевского уезда Псковской области [22]. Было принято решение обратиться в Главнауку и Псковский отдел народного образования с просьбой о принятии мер к сохранению здания [23].
Руководящий орган Академии — Наркомпрос — высоко ценил авторитет этого научного учреждения, сотрудники которого предпринимали попытки в непростых условиях конца 1920-х — начала 1930-х годов спасти уникальные произведения русского зодчества. Так, Николай Борисович Бакланов в письме, адресованном Константину Константиновичу Романову, сообщает о борьбе Музейного отдела за сохранение Красных ворот, церквей Рождества в Столешниках (угол ул. Петровки и Столешникова пер.) и Гребневской (угол Лубянского проезда и Мясницкой улицы), отмечая, что "кто-то из Совета поставил себе очевидно в задачу добиться сломки во что бы то ни стало... Инженеры МКХ, заведующие городским движением, вовсе не считают Красные ворота непреодолимым препятствием к движению. Таким образом, после сломки Красных ворот движение легче не станет" [24]. В своем обращении Бакланов просит Романова предпринять что-либо в защиту памятника, аргументируя эту необходимость тем, что "с мнением Академии высшие органы управления все-таки обычно считаются" [25]. Наркомпрос письменно запросил у Академии отзыв о предполагаемом сносе указанных зданий, так как считал "памятники подлежащими безусловной охране" и предлагал решить проблему расширения улиц, удалив поздние пристройки к Гребневской, Рождественской и Трехсвятительской (у Красных ворот) церквям [26]. Мнение Академии было выражено в подписанном А.С. Жебелевым письме, адресованном в Главнауку Наркомпроса, в котором сообщаюсь о необходимости сохранения "в целом виде" Красных ворот и Гребневской церкви. В крайнем случае предполагаюсь возможным удалить пристройки к культовым сооружениям. Видимо, понимая недостаточность предпринимаемых мер, Председатель ГАИМК П.Я. Марр 9 марта 1927 г. направил телеграмму Председателю СНК Рыкову с просьбой "принять всевозможные меры к предотвращению гибели такого памятника старой Москвы как Красные ворота" [27]. Однако, судьба этого сооружения была решена на очередном заседании ВЦИКа, о котором присутствовавший на нем И.Э. Грабарь сообщил в своем письме к А.И. Удаленкову: "несмотря на горячую защиту П.Г. Смидовича, а под конец и мою защиту по линии не сохранения памятников, а просто здравого смысла, Красные ворота, по настойчивому требованию Рогова (заместителя председателя Президиума Моссовета. — О. Т.) постановлено сломать... Против ожидания удалось отстоять Гребневскую и Столешниковскую церкви (церковь Рождества Богородицы в Столешниках была уничтожена в 1928 г. [28], а церковь Гребневской Божьей Матери на Лубянской площади — в 1935 г. [29]. — О.Т.) с предложенными нами срезками... надо торопиться, так как ломать начнут, вероятно, завтра же, даже не дав обмерить...Просто слов нет выразить горе" [30].
Прекратить уничтожение недвижимого культурного наследия страны Академия была не в состоянии. Однако, ее руководство проводило последовательную политику отстаивания памятников от сноса. "Упрямство" этого ведомства, не имевшего никаких властных полномочий, препятствовало планам повального сноса памятников и позволяло отсрочить их немедленную гибель. Даже в тех ситуациях, когда государственный орган охраны культурного наследия — Музейный отдел Наркомпроса — не возражал против сноса культовых памятников (как это было с церковью Введения во храм Пресвятой Богородицы на Большой Лубянке, разрушенной в 1924 г . ) [31], твердая позиция Академии о недопустимости утраты церкви затормозила сломку памятника [32].
Возможно, благодаря сотрудникам этого научно-исследовательского учреждения сохранена для потомков имеющая для России особое историческое значение церковь Спаса Нерукотворного на Конюшенной площади в Санкт-Петербурге. На заседании III Отделения Академии 2 ноября 1923 г. К.К. Романов сообщил о разрушении этого памятника. Иконостас церкви был передан Обществу Старого Петербурга и из-за угрозы его сожжения перемещен в другое здание. По словам А.П. Удаленкова, инициатива разрушения здания исходила не из центра, а принадлежала начальнику милиции и начальнику особого отряда конной милиции, которые к моменту заседания были привлечены к законной ответственности. [33] Не найдя более достойного применения культовому сооружению, власти намеревались передать его под клуб Конной милиции. Нетрудно представить, что сулило такое использование уникальному памятнику. Понимая опасность, грозившую зданию церкви, Академия за подписью П.Я. Марра направила в Отдел музеев Главнауки Наркомпроса письмо о необходимости принятия мер по обеспечению охраны выдающегося объекта [34]. Можно привести еще множество примеров по спасению памятников учеными Академии, однако далеко не всегда эти попытки заканчивались успешно. Противостоять государственному маховику разрушения культурного наследил 1920-х — 1930-х годов было почти невозможно, и дело не в количестве сохраненных памятников, а в личном мужестве и профессиональной честности ученых — сотрудников Академии — Н.Я. Марра, К.К. Романова, А.П. Удаленкова, В.В. Бартольда, Н.П. Сычёва, Б.В. Фармаковского, А.А. Миллера и многих других, отстаивавших необходимость сохранения культурного наследия страны для потомков. Изучение опыта по спасению недвижимых памятников истории и культуры учеными Академии может принести практическую пользу в сфере охраны и использования недвижимых объектов историко-культурного наследия на современном этапе, когда процесс разрушения и преднамеренного сноса памятников продолжается.
1. Полное собрание законов Российской Империи. Собрание 2-е. Т. I. № 794. С. 1373.
2. Охрана памятников истории и культуры в России: XVIII — начало XX вв.: Сборник документов. М., 1978. № 68. С. 153-154.
3. РГИА. Ф. 1284. Оп. 186. 5 отд. 2 ст., по археологии. 1901 г. Д. 11. Ч. I. Л. 616 об. - 617.
4. Левинсон Н.Р. Охрана внемузейных памятников // Советский музей. 1932. № 6 (ноябрь-декабрь) С. 56.
5. Декрет СНК от 5 октября 1918 г. о регистрации, приеме на учет и охранении памятников искусства и старины, находящихся во владении частных лиц, обществ и учреждений // Охрана памятников истории и культуры: Сборник документов / Институт истории АН СССР. Центральный совет ВООПИК. М., 1968. С. 10.
6. Инструкция об учете и охране памятников искусства, старины, природы и быта // Охрана памятников истории и культуры: Сборник документов / Институт истории АН СССР. Центральный совет ВООПИК. М., 1968. С. 29.
7. Жуков Ю.Н. Теоретическое и практическое значение первого государственного списка недвижимых памятников РСФСР (1935 г.) // Вопросы освоения историко-культурного наследия: сборник научных трудов / НИИ культуры. М., 1987. С.83.
8. Фармаковский Б. К истории учреждения Российской академии истории материальной культуры. Пг., 1921. С. 10.
9. Архив ИИМК РАН. Ф. 2. Oп. 1. 1924 г. Д. 69 - 1920 г. Л. 6, 6 об.
10. Архив ИИМК РАН. Ф. 2. Oп. 1.
11. Архив ИИМК РАН. Ф. 2. Oп. 1. Д. 69. - 1920 г. Л. 12.
12. Архив ИИМК РАН. Ф. 2. Оп. 1. Д. 69 - 1920 г. Л. 27-28.
13. Архив ИИМК РАН. Ф. 2. Оп. 1. 1924 г. Д. 44 . Л. 17.
14. Архив ИИМК РАН. Ф. 2. Оп. 1. 1924 г. Д. 44. Л. 18.
15. Архив ИИМК РАН. Ф. 2. Оп. 1. 1924 г. Д. 4 4. Л. 4 5.
16. Архив ИИМК РАН. Ф. 2. Оп. 1. 1925 г. Д. 45. Л. 20.
17. Архив ИИМК РАН. Ф. 2. Оп. 1. 1930 г. Д. 5 3. Л. 2.
18. Там же.
19. Там же.
20. Там же. Л. 2 об.
21. Там же.
22. Церковь Николая Чудотворца в с. Посадникове Новоржевского района Псковской области по сведениям, изложенным в паспорте на памятник, составленном в 1975 г. сотрудниками ПСНРПМ Е.И. Скобельцыной и Б.С. Скобельцыным, была сооружена в 1780 г. по проекту архитектора Ю.М. Фельтена. В паспорте говорится: "А вновь построенный "Чудный" храм (повторивший знаменитую Чесменскую церковь в Петербурге) был освящен, но вскоре закрыт и постепенно ветшал. Все церковное имущество его было перенесено в Казанскую церковь". Никольская церковь была разрушена в годы Великой Отечественной войны.
23. Архив ИИМК РАН. Ф. 2. Oп. 1. 1924 г. Д. 87. Л. 48.
24. Архив ИИМК РАН. Ф. 2. Oп. 1. 1927 г. Д. 89. Л. 1.
25. Там же.
26. Архив ИИМК РАН. Ф. 2. Oп. 1. 1927 г.
27. Архив ИИМК РАН. Ф. 2. Oп. 1. 1927 г.
28. Паламарчук П. Сорок сороков. М., 1994. Т. 2. С. 241.
29. Там же. С.256.
30. Архив ИИМК РАН. Ф. 2. Oп. I. 1927 г. Д. 89. Л. 9.
31. Паламарчук П. Сорок сороков. М., 1994. Т. 2. С. 248.
32. Козлов В. Первый штурм московской старины // Архитектура и строительство Москвы. М., 1990. № 11. С.25.
33. Архив ИИМК РАН. Ф. 2. On. 1. 1923 г. Д. 51. Л. 53.
34. Архив ИИМК РАН. Ф. 2. On. 1. 1923 г. Д. 51. Л. 29.