звезды

Закат и сумерки — тревогой приходящий...

Закат и сумерки — тревогой приходящий
пульс ежесуточный. Удары сердца мира.
И солнечная дымная порфира
оставлена на облаке летящем.

Владыка спать ушел, и воскресают
стремительные звездные плевки
и запахи травы, и мотыльки
в огне погибнуть к свечке прилетают.

Из Марка

Кроваво-красные на снег ложатся краски,
так в светлые рождественские дни
мы страшные рассказываем сказки
о деле Ирода, и душу страх теснит.

Звезда, пришедшая призвать младенцев горе,
волхвов привлекшая, и Дева с ней родит,
не оставляй нас в нашем детском горе,
наш детский страх развей и вечно нам свети.

Из Матфея

В ночь Рождества, где все это чудное -
и зимних сумерек тяжелая вода,
волхвы, кровь детская, Младенец и Звезда,
округлые холмы, пропитанные мглою.

Сбылось пророчество, и Дева родила.
Туман холодный над землей суровой.
Тепло лишь здесь, где под звездой Христовой
молчанье пастухов и ангелов хвала.

Запотевшее стекло...

Запотевшее стекло,
умирающие степи.
Разметались тяжело
звезд мерцающие цепи.

И полоской ледяной
над водой трепещет талой
унесенное весло -
хвост кометы исхудалый.

С блестящих точек звезд холодный сок струится...

С блестящих точек звезд холодный сок струится.
Сок твердой колкости, тревоги и вражды.
Свет, что к звезде доходит от звезды,
прокалывает грудь холодной тонкой спицей.

Вечерний кончен путь, но сбрасывая груз,
остаток мужества теряешь вдруг - от скуки.
Свет гаснет, ну и пусть, тем меньше лишних уз
с ненужной жизнью здесь, во тьме, где гаснут звуки.

Лес обовьет стекло, в нем всадник одинокий
найдет лишь холода звенящие цветы.
И песен блещущих недвижные потоки
встревожат дух его средь черной пустоты.

Сон женщины догадливой, как серна...

Сон женщины догадливой, как серна
похож на сказку - каждый встречный гол.
И камни режут кожу - шрамы, терны,
лишь слышен запах, тех кто здесь прошел.

По запаху определяешь время.
И время дня, и каждый крик ночной.
Но что тебе? Тебе приятней с теми
кто зол и болен. Стремя под ступней,

да дым огней и перекличка птиц.
Тебе не спится.
Кто тебя излечит?
Горбатого уже не покалечат,
он встанет и пойдет, услышав клич.

Лишь звезды в августе срываются легко...

Лишь звезды в августе срываются легко,
а листья редкими слетают золотыми.
Два-три сорвет, а уж кичится ими
горячий ветр - ноябрь далеко.

Когда начнется плавный их исход,
остынет ветр под тучами сырыми.
В туманной мороси закутавшись как в дыме,
весь лиственным костром займется год.

Вздыхаешь ты, едва звезда скользнет,
боишься, не случилось бы пожара.
Звезда как лист горит янтарным жаром,
но в лужах только свет ее блеснет.

Чтоб затереться, в грязи ли, в пыли,
лишь алый лист скользнет на грудь земли.

Дремлет тьма под сплетеньем сада...

Дремлет тьма под сплетеньем сада,
светит солнце путей окольных...
Среди звезд есть одна звезда
и ее только имя - Боль.

Бег теней от лучистого льда
исчезает в черном просторе.
Среди звезд есть одна звезда
и ее только имя - Горе.

Как псалтырь под рукою певца
лунный серп мне разрежет руку.
Но она не откроет лица,
и она не проронит ни звука.

Затем я смеялся и плакал навзрыд...

Затем я смеялся и плакал навзрыд,
что песня моя слишком громко звучит.

В холодной и хвойной, и гулкой глуши
невольно ослаблю я струны души.

Невольно. Лишь трону я струны рукой,
как мутный туман полетит над рекой,

а голос возвысив и песней паря,
я слышу, как волки вдали мне вторят.

И радо, смеркаясь на срезах свинца,
тяжелое небо послушать певца.

Привольно и холодно звезды горят,
да тает в груди их игольный наряд.

Легко на просторе и радостно петь,
а все же придется и мне умереть.

Пишу Тебе Тобою данной властью

Пишу Тебе Тобою данной властью,
оброс стихами как собака шерстью,
но холодно - дыхание отверсто,
тепло уходит в голос, и ненастье
переполняет лай
унылый, звонкий
(смешно его мне слышать)
или злой, по временам.

Бьет сердце в уши, грудь пока что дышит.
Пожалуюсь еще, что голос мой
уносит ветер прочь и бьет им в крыши
как каплями дождя, и как чужой
он возвращается, но эха я не слышу.

Живу ли я? Взлетит обидчик мой
и гасит звезды или же срывает,
и холодно смеется надо мной.

В местах где светят только звезды...

В местах где светят только звезды,
и мерзлый воздух не дрожит,
под небом северным; промозглым,
коротким летом путь лежит.

Зимою здесь пурга завоет,
закроют небо облака,
и стужа лютая заноет
в корявых соснах, а пока;

я ночью ясною, безлунной
прилягу на спину в траве,
здесь только звезды светят, ум мой
блуждать устанет, и в ответ

я захочу остаться вечно
в прохладных ветреных полях.
Мы тленны, суетны, беспечны,
и лето кончится на днях.

В небе ли меркнет звезда...

В небе ли меркнет звезда,
Пытка ль земная все длится;
Я не молюсь никогда,
Я не умею молиться.

Время погасит звезду,
Пытку ж и так одолеем...
Если я в церковь иду,
Там становлюсь с фарисеем.

С ним упадаю я нем,
С ним и воспряну, ликуя...
Только во мне-то зачем
Мытарь мятется, тоскуя?..

Среди звезд

Пусть мчитесь вы, как я покорны мигу,
Рабы, как я, мне прирожденных числ,
Но лишь взгляну на огненную книгу,
Не численный я в ней читаю смысл.

В венцах, лучах, алмазах, как калифы,
Излишние средь жалких нужд земных,
Незыблемой мечты иероглифы,
Вы говорите: "Вечность - мы, ты - миг.

Нам нет числа. Напрасно мыслью жадной
Ты думы вечной догоняешь тень;
Мы здесь горим, чтоб в сумрак непроглядный
К тебе просился беззакатный день.

Под небом Франции, среди столицы света...

Под небом Франции, среди столицы света,
Где так изменчива народная волна,
Не знаю отчего грустна душа поэта
И тайной скорбию мечта его полна.

Каким-то чуждым сном весь блеск несется мимо,
Под шум ей грезится иной, далекий край;
Так древле дикий скиф средь праздничного Рима
Со вздохом вспоминал свой северный Дунай.

О Боже, перед Кем везде страданья наши
Как звезды по небу полночному горят,
Не дай моим устам испить из горькой чаши
Изгнанья мрачного по капле жгучий яд!

1856

Когда мечтательно я предан тишине...

Когда мечтательно я предан тишине
И вижу кроткую царицу ясной ночи,
Когда созвездия заблещут в вышине
И сном у Аргуса начнут смыкаться очи,

И близок час уже, условленный тобой,
И ожидание с минутой возрастает,
И я стою уже безумный и немой,
И каждый звук ночной смущенного пугает;

И нетерпение сосет больную грудь,
И ты идешь одна, украдкой, озираясь,
И я спешу в лицо прекрасное взглянуть,
И вижу ясное, - и тихо, улыбаюсь,

Подписка на RSS - звезды