Затем я смеялся и плакал навзрыд...

Затем я смеялся и плакал навзрыд,
что песня моя слишком громко звучит.

В холодной и хвойной, и гулкой глуши
невольно ослаблю я струны души.

Невольно. Лишь трону я струны рукой,
как мутный туман полетит над рекой,

а голос возвысив и песней паря,
я слышу, как волки вдали мне вторят.

И радо, смеркаясь на срезах свинца,
тяжелое небо послушать певца.

Привольно и холодно звезды горят,
да тает в груди их игольный наряд.

Легко на просторе и радостно петь,
а все же придется и мне умереть.

Чу, ветер да дождичек, степь да ковыль,
и голые кости желтеют сквозь пыль.

В холодной и хвойной, и гулкой глуши
невольно ослаблю я струны души.