птицы

Самарканд

Над белизной одежд ореховые лица.
Светило белое в глазах повторено.
Осталось позади былого моря дно,
И бешено взята мятежная столица.

Здесь - громовой парад. А там - за птицей птица.
Там трупы вздутые навалены в одно,
И небо токами дрожащими полно,
И, чуя тление, взывает кобылица.

Позеленелую развеивая медь,
Сияет куполом упорная мечеть.
Распахнутая дверь дымится, точно рана.

И вор оглядчивый в сияньи рдяной мглы
Берет из твердых рук убитого муллы
Парчовый фолиант столетнего Корана.

1916

Зарница

Когда, безгромно вспыхнув, молния
Как птица глянет с вышины,
Я затаенней и безмолвнее
Целую руки Тишины.

Когда серебряными перьями
Блеснет в глаза, пахнёт в лицо,
Над ослепленными деревьями
Взметнет зеленое кольцо, -

Я вспоминаю: мне обещаны -
Последний, примиренный день,
И в небе огненные трещины,
И озаренная сирень.

И мнится: сердце выжжет молния,
Развеет боль, сотрет вины, -
И всё покорней, всё безмолвнее
Целую руки Тишины.

2 февраля 1907
Москва

Птиц хмурых шелест ледяной...

Птиц хмурых шелест ледяной
сеть голых веток расплетает.
Покой и ужас предрекает
их клекот в небе боевой.

На небе буря, гром и вой.
Спешат, - земное все застыло, -
потоки листьев однокрылых
в объятия земли немой.

Но черный, пахнущий зимой,
земля. О чем так дико воет?
О том, что жадный холод твой
он кровью теплою напоит.

Как играют со смертью горькой...

Как играют со смертью горькой
дай с тобою в любовь сыграть.
Чтоб тебя как гвоздику ломкую
захотелось мне сладко сломать.

Чтоб на грозном и радостном пире,
в треске факелов смоляных,
заиграли стальные псалтыри
в алых комнатах ледяных.

Сад застыл, добежав до зимы,
в ожидании радостно-звонком.
Одиноко за стенкою тонкой
бьется птица мучительной тьмы.

И морозные, колкие блики
ранят снежное сердце гвоздики.

У меня есть стихи, которые я пишу только во сне...

У меня есть стихи, которые я пишу только во сне,
просыпаясь забываю их,
засыпая, вспоминаю,
но только во сне мне суждено говорить языком птичьих песен.

Мир так чудесен,
но я в нем непевчая птица.

Все хотят иметь какаду...

Все хотят иметь какаду - метеосводка гласит:
"Сидите тихо, падает снег".
Мой какаду притих.

Пух какаду слегка розоват,
пух какаду как юг,
а снег синеват, слегка синеват,
как крылья птенцов в раю.

Но если ты взглянешь без смеха в глазах
на разницу в белости их,
ты увидишь, как там где дорога назад
вьется лишь белый стих.

И то, что он заметает, не тает живьем,
хоть смейся, хоть плачь соловьем.
Это не заклинание, это мое
понятие о жизни вдвоем.

Вернуться в дом где пахнет все смолой...

Вернуться в дом где пахнет все смолой,
в тот дом, где сам еще ни разу не был.
И память, всю пропахшую золой,
отдать на откуп соловьям и небу.

Ты слышал соловьев, дитя камней?
Они бегут от наших улиц шумных.
Подумаешь: "А вдруг я соловей", -
но стыдно думать в окруженьи умных.

Берешь бутылку, вытираешь стол,
садишься и внезапно затихаешь...
И кажется, что вот - уже нашел,
но что нашел и сам еще не знаешь.

Странное чувство какое-то...

Странное чувство какое-то в несколько дней овладело
Телом моим и душой, целым моим существом:
Радость и светлая грусть, благотворный покой и желанья
Детские, резвые - сам даже понять не могу.
Вот хоть теперь: посмотрю за окно на веселую зелень
Вешних деревьев, да вдруг ветер ко мне донесет
Утренний запах цветов и птичек звонкие песни -
Так бы и бросился в сад с кликом: пойдем же, пойдем!
Да как взгляну на тебя, как уселась ты там безмятежно
Подле окошка, склоня иглы ресниц на канву,

Сенат

У Тибра водопой. Вся конница врага.
А в Капитолии, в белоколонной зале,
Сенаторы себя к сиденьям приковали,
И заседание под медные рога –

Непрерываемо. Враг топчет берега,
И, бронями кипя, пораскалились дали,
Но память о былом, - о Пирре, Аннибале,
Как последождная победная дуга.

И, клятву выковав в произнесеньи четком, –
Спокойный человек с квадратным подбородком
Запаивает жезл в медь маленькой руки,

Подписка на RSS - птицы