губы

В квартире прибрано. Белеют зеркала.
Как конь попоною, одет рояль забытый:
На консультации вчера здесь Смерть была
И дверь после себя оставила открытой.

Давно с календаря не обрывались дни,
Но тикают еще часы с его комода,
А из угла глядит, свидетель агоний,
С рожком для синих губ подушка кислорода.

В недоумении открыл я мертвеца...
Сказать, что это я... весь этот ужас тела...
Иль Тайна бытия уж населить успела
Приют покинутый всем чуждого лица?

С глубины, из тьмы ледяной
лодка всплыла, кивнула рубкой.
Вытри губы кровавой губкой,
покривляйся под полной луной.

Что высасываешь из трубки?
Бредишь света какой стороной?
Капитан, побратавшись с волной,
что кивнул переполненной шлюпке?

Наутилус, спрут, незабудка,
мертвецам, лежащим на дне,
ты напомнишь о Страшном дне
тихим "пли" - торпедной побудкой.

Любовь от края и до края.
Дни ломкой ледяной блесны.
Угрюмый север снег бросает
под ноги сумрачной весны.

Поземка пробегает полем,
как кровь запекшимся - не льнется.
Она в лицо ему смеется
сквозь губы, сплавленные болью.

Камням бесплодным - дням унылым
мы обрекать себя должны.
О счастии лишь видеть сны,
лишь втайне восхищаться милым.

Луна из серых сумерек вставала,
визжа как циркулярная пила,
стремясь попасть в орбиты наших глаз,
заполнить их беззвучное пространство
и, опрокинув мир, раздвоить нас
на нас самих и наше отраженье
и отраженным светом нам светить.

Выталкивать зародыши из губ
в пространство переполненное звуком
и править нами, нами говорить,
чтоб повторять заученное нами.

Как "Дар Валдая" под дугою
беспечный молодости смех.
Я от того играл судьбою,
что я делил ее на всех.

Но годы нас повергли в трепет,
бегу растерянно - один,
самонадеянный свой лепет
припоминая, - между льдин.

И над замерзшею рекою
пылает ярко-красный куст,
так осень жадною рукою
срывает песнь с горячих уст.

Застыв во льду зимуют лодки.
Осенний день горит кроткий.

Вернуться в дом где пахнет все смолой,
в тот дом, где сам еще ни разу не был.
И память, всю пропахшую золой,
отдать на откуп соловьям и небу.

Ты слышал соловьев, дитя камней?
Они бегут от наших улиц шумных.
Подумаешь: "А вдруг я соловей", -
но стыдно думать в окруженьи умных.

Берешь бутылку, вытираешь стол,
садишься и внезапно затихаешь...
И кажется, что вот - уже нашел,
но что нашел и сам еще не знаешь.

Все будни тихи моего золотого пера,
теку как березовый ствол человеческим соком,
их красною точкой отметит пробитый висок
в прицеле у снайпера
выстрелом тихим далеким.

Изнеженный мак покрывает степные равнины.
Что песни мои! небольшой диковатый народ.
Как скифскую бабу их путник вечерний найдет.
Их ветер поет на кирпичных губах окарины*.

*окарина - флейта из обожженной глины