ночь

Домик

Я помню: яркий в летней дреме
На солнцем залитом песке
Уютный выбеленный домик
В уютном южном городке.
Я помню: пол, натертый воском,
Смоленый мат по светлым доскам,
Медовый запах табака,
В окне герани два горшка,
На стенах выцветшие флаги,
Фрегата стройная модель,
За ширмой строгая постель,
На письменном столе бумаги –
Последний угол моряка
В тиши сонливой городка.

Цветку Ивановой ночи

Я до тебя не добреду,
Цветок нетленный, цвет мой милый,
Я развожу костер в саду,
Огонь прощальный и унылый.

Цвети во тьме, лелея клад!
Тебя лишь ветер вольно склонит
Да волк, блуждая наугад,
Хвостом ленивым тихо тронет.

В лесу, пред ликом темноты,
Не станешь ты ничьей добычей.
Оберегут тебя цветы,
Да шум сосны, да окрик птичий...

А я у дымного костра
Сжигаю всё, что было мило,
Огня бессонная игра
Лицо мне болью оттенила.

За окном гудит метелица...

За окном гудит метелица,
Снег взметает на крыльцо.
Я играю - от бездельица -
В обручальное кольцо.

Старый кот, по стульям лазая,
Выгнул спину и молчит.
За стеной метель безглазая
Льдяным посохом стучит.

Ночи зимние! Кликуши вы,
В очи вам боюсь взглянуть...
Медвежонок, сын мой плюшевый,
Свесил голову на грудь.

9 февраля 1907 Москва

Романс

Накинув плащ, с гитарой под полою..."
Цвети звездой, ночная синева!
Ах, я лица влюбленного не скрою,
Когда пою наивные слова.

Она скромна, проста ее одежда,
В глазах - любовь и ласковый испуг.
Не обмани, последняя надежда,
Не обмани, пожатье робких рук!

Она тиха, влюбленная голубка.
Поможет ночь любовной ворожбе.
В который раз на дно хмельного кубка
Бросаю скорбь и память - о тебе!

Ряженные

Мы по улицам темным
Разбежимся в молчании.
Мы к заборам укромным
Припадем в ожидании.

..."Эй, прохожий! прохожий!
Видел черта рогатого,
С размалеванной рожей,
Матерого, мохнатого?"

Ветер крепок и гулок.
Снег скрипит, разметается...
Забегу в переулок -
Там другие шатаются.

В лунном отсвете синем
Страшно встретиться с ряженым!
Мы друг друга окинем
Взором чуждым, неслаженным.

Самого себя жутко.
Я - не я? Вдруг да станется?
Вдруг полночная шутка
Да навеки протянется?

Ночь проходит. Сундук пустой обступили кривые лица...

Ночь проходит. Сундук пустой обступили кривые лица.
Старый рыцарь!
Скупой мой рыцарь,
Отчего же тебе не спится?
Серым утром сырым не спится.

Друг далекий тревожно свищет,
ты вздыхаешь, - как скоро светает!
Отгорела свеча золотая,
серой птицей солнце взлетает
над скупым костром пепелища.

На севере меня найдешь...

На севере меня найдешь,
там ночью сумеречной встретишь,
где комариные наречия
качают спеющую рожь.

На землю древнюю взойдем
зверьем богатую и рыбой,
где с незапамятных времен
кровавые остались глыбы,

где солнечным полны огнем
лесные теплые озера,
и под редеющим дождем
грибные созревают споры,

где слабый голос крепче книг,
и у пустеющего трона
неусыпающий приник
немой певец к дрожащим кронам.

Когда во мгле души и страшно, и темно...

Когда во мгле души и страшно, и темно,
толпою зимние стекаются к ней ночи.
А солнце - робкий друг, все суше и короче,
и неохотнее проходит стороной…

Так времени река, что ни виток - темней.
А дни короткие, что ни рассвет, то строже.
Где жизни спрятаться меж скрюченных корней?
Как новый вздох зачать на оскверненном ложе?

Но вмерзший в лужу лист - знак осени кровавой,
в морозном шорохе становится алей.
И взмахом инея размытый строй аллей,
всплывает по утру, как призрак величавый -

Добрый друг, если любишь меня...

Добрый друг, если любишь меня,
не грусти, а проворной иголкой
при вечернем скупом огне
сшей рубашку мне из черного шелка.

В ночь, когда на хвостатой звезде
свод небесный застынет расколот,
по бездонной той борозде
сшей рубашку мне из черного золота.

И когда ярко-красный свет
гор далеких лишь белых коснется,
крепче тени ночной на земле
сшей рубашку мне из черного солнца.

Плачь, кукла, бейся и кричи..

Плачь, кукла, бейся и кричи
во тьме глубокой и печальной,
когда в коробке ночи спальной
двух рыб скрещенные мечи
сверкнут как блик звезды прощальный.

Сырой трепещущий комок -
знак сердца в ватном тельце пыльном,
когда он в ропоте бессильном
пускает старость на порог.

Жизнь в мире из картонных стенок,
крик в одиночестве пустом,
когда, дрожащий зуд коленок -
священный ужас входит в дом.
Морской кровавой взрытой пеной.

Сон женщины догадливой, как серна...

Сон женщины догадливой, как серна
похож на сказку - каждый встречный гол.
И камни режут кожу - шрамы, терны,
лишь слышен запах, тех кто здесь прошел.

По запаху определяешь время.
И время дня, и каждый крик ночной.
Но что тебе? Тебе приятней с теми
кто зол и болен. Стремя под ступней,

да дым огней и перекличка птиц.
Тебе не спится.
Кто тебя излечит?
Горбатого уже не покалечат,
он встанет и пойдет, услышав клич.

Несмеяна

Свету, дню глухим укором
был закат луны багряной.
Лишь беззвездной ночью черной
усмехнулась Несмеяна.

Как тиха во сне глубоком
под рукою мягкой зыбка.
Так тиха ее улыбка
перед бездны черным оком.

Обманутый влюбленный

Что мучает меня, не знаю сам,
мне кажется, я был тобою брошен
и заблудился, мертвые леса
стоят кругом, и каждый вдох мне тошен.

Я знал где страшно, тверд и нелюдим
я шел навстречу смерти,
знал я, в этом - спокойствие, и холод ныл в груди,
и мир был ярок, но качнулась твердь...

Когда прожитый день пошел на слом...

Когда прожитый день пошел на слом,
и бродят сны, то радужны, то прытки,
и лодочник Харон гремит веслом
в уключине несмазанной калитки,
то слышен плач, как кашель кровяной,
то лай собак перемежает смех,
то кашляет, хрипя, гефестов мех -
ложится ночь подземною страной.

Страницы

Подписка на RSS - ночь